Свобода оптом и в розницу.

Вступление.

Город Фиатира, расположенный в Малой Азии, был основан в 280 г. до х. э. одним из полководцев Александра Македонского. Главным божеством города была богиня с зубчатой короной на голове. Город славился своей торговлей и большим количеством торговых гильдий, а также, производством багряницы и различных красителей. В настоящее время на месте Фиатиры расположено селение Ак-Хиссар, в котором проживают несколько тысяч человек, в основном, греки, армяне и турки. Интересно также отметить, что известность городу придавала значительную часть времени, женщина-оракул Самбате. В переводе Фиатира обозначает “неутомимая жертва”. В Фиатирский период церкви мы встретимся со всеми этими небольшими, на первый взгляд, особенностями этого города, но в символическом значении. Мы встретимся с женщиной, имеющей громадную власть, пред которой как пред богиней будут склоняться люди, и голова которой будет увенчана мирской короной, а на её плечах будет одета багряница, изготовлением которой так славилась Фиатира. Эта женщина будет изрекать особые пророчества, учения, которым будет следовать почти весь мир…

I Раздел.

История церкви.

Преемники кесарей.

В 330 году столица Римской империи была перенесена из древнего Рима в новый Рим, в Константинополь [История Древнего Рима. Указ. соч. С. 330]. Высшие аристократы, чиновники потянулись из старой столицы в новую, поближе к солнцу, к императору. Возле последнего группируются на берегах Босфора и религиозные руководители христианских церквей восточных провинций империи во главе с Константинопольским патриархом. С тех пор, и вплоть до падения Византийской империи в 1453 году восточная христианская церковь (православие) всегда будет находиться в зависимом от светского правительства положении, что было явлено уже во времена Константина, который, как мы видели, даже оставаясь язычником, руководил церковью. Это зависимое от государственной власти положение будет передано и в те страны, которые примут христианство из Византии — Болгарию, Сербию, Русь (подробно об этом — см. ниже). “Патриарх в Византии не смел и помыслить о светской власти, могущей сложиться наряду с императорской, самое большое, на что он мог рассчитывать, так это на усиление политического влияния на императора, однако, император даже в церковных делах подчинил его себе” [Гергей. Указ. соч. С. 47]. “На западе это было иначе. Римские епископы к этому времени выставляли напоказ свою независимость и воинствующий дух папства, который в грядущие столетия достиг невероятного расцвета. В прямой противоположности находились ближневосточные епископы, в силу своей зависимости от двора и их постоянных распрей с кесарями и выяснений отношений. Притом присутствие властителей мира отодвигало на второй план достоинство епископов, тогда как в Риме никто не заслонял сан епископа и не ущемлял их престижа и авторитета. Перенесение резиденции кесарей в Константинополь оказалось, таким образом, благоприятным для расцвета церковной власти Рима, как, впрочем, и то обстоятельство, что он все ещё почитался столицей мира” [Миллер. Указ. соч. Т. 1. С. 359]. Итак, первый фактор, обусловивший и благоприятствовавший зарождению на развалинах римской империи могущества папства состоял в том, что столица была перенесена из Рима и папы, таким образом, были лишены в отличии от константинопольского патриарха опёки и контроля государственной власти. Второй фактор, способствующий зарождению новой духовно-политической империи состоял в том, что после отъезда императора и сановников из Рима папа остался фактическим хозяином города, жители которого (а порой и почти всей Италии) теперь с ним связывали сохранение своей жизни и благополучия перед лицом постоянных варварских набегов, опустошавших Италию и другие западные провинции государства. “Византия, занятая вопросами собственной обороны, могла оказать Италии, попавшей в круговорот великого переселения народов, лишь незначительную помощь. Тем самым римский епископ все более становился фактическим защитником города Рима и Италии” [Гергей. Указ. соч. С. 47]. Так, благодаря его вмешательству, были довольно успешно проведены переговоры с гуннами, остановившимися в продвижении по Италии и с вандалами, которые хотя и разграбили Рим (455 г.), но не уничтожили жителей. “Могущество духовенства на Западе пережило систему, при которой оно возросло. Во время варварских нашествий оно часто выступало вперед, и не без успеха, для ходатайства о своих паствах. Завоеватели видели в нем сильную установившуюся корпорацию, имевшую важное значение, как вследствии священного характера своего служения, так и вследствии гражданского влияния. При учреждении новых государств церковь, обыкновенно, выступала посредницей между победителями и побежденными…” [Робертсон. Указ. соч. Т. 1. С. 515]. Варварские же государства в то время быстро образовывались и порой ещё быстрее разваливались и потому посредничество церкви между ними и населением умирающей империи было необходимо, а, значит, авторитет церкви рос, как в глазах завоевателей, так и побежденных. Третий фактор состоял в богатстве папства, сумевшего его сохранить в этот страшный период разрухи благодаря своему посредническому статусу. “Во времена вторжения варваров, когда Италию рвали на куски готы, гунны, вандалы и лангобарды, папы превратились в фактических руководителей итальянской аристократии (формирующихся феодальных владельцев поместий). После краха римской центральной власти функции управления государственной властью в городах взяли на себя епископы… папы смогли сосредоточить в своих руках, централизовать и организовать те громадные землевладения, которые были перепоручены отдельными землевладельцами церкви потому, что те считали выгодным отдать под защиту церкви себя и свои владения, став вассалами церкви и папы. Так как папы стали владеть землёй, вступили с людьми во взаимозависимые отношения и получили в своё распоряжение огромные запасы хлеба и продовольствия, они смогли распространить своё влияние на итальянскую аристократию… Во главе отдельных поместий он (т.е. папа — прим. А.О.) поставил в качестве управляющих своих хорошо подготовленных римских священников, за которыми установил строгий контроль” [Гергей. Указ. соч. С. 55, 56, 57]. “… преимуществу, признаваемому большинством церквей за церковью Рима, много способствовали материальные причины. Римская церковь была чрезвычайно богата; её владения, искусно управляемые, служили другим церквам фондом для помощи в пропаганде… Общая сокровищница христианства до некоторой степени находилась в Риме” [Раннее христианство. Указ. соч. Т. 2. С. 71]. “В их руках сосредотачивались богатства; десятины узаконены были особыми канонами, и им передавались по наследству большие пожертвования земли” [Робертсон. Указ. соч. Т. 1. С. 515]. Благодаря этим богатствам, собранным у верующих, папство во дни войн и голодоморов раздавало средства людям, повышая свой авторитет и власть. “Доходы и продукция, получаемая от хорошо организованных богатых владений, дали возможность папе проявлять благотворительность, заботится об Италии и Риме. Вместо государственного попечительства бедных появилась диакония — церковная служба милосердия. Папа создал экономическую мощь папства и тем самым обосновал свои претензии на светскую власть. Папская служба милосердия способствовала тому, что папа приобрёл в римской городской администрации решающее влияние и принял на себя исполнение значительной части государственных функций. Это нашло своё выражение, также, в том, что… население Рима… избрало папу своим первосвященником (Pontifex Maximus)” [Гергей. Указ. соч. С. 57]. Богатству папства способствовало и то, что “в начале V века церковь заполучила в свои руки владения языческих храмов и святых мест” [Гергей. Указ. соч. С. 39]. Четвертая причина, обусловившая рост папского могущества состояла в том, что на момент распада Западной Римской империи, когда в упадок пришла наука, искусство, культура, судопроизводство “Духовенство было единственным обладателем учёности, оно представляло собою деятелей цивилизации, преобразователей закона, авторизованных защитников слабых; оно наблюдало за отправлением правосудия, и часто употреблялось в качестве посланников и примирителей между князьями” [Робертсон. Указ. соч. Т. 1. С. 515]. Зарождающимся варварским королевствам было необходимо для упрочения своей государственности заложить основы судопроизводства и образования. К тому же, правители варварских королевств, как и римские императоры, поняли, что церковь, сплочённая жесткой властью пап, является прекрасным институтом, с помощью которого можно будет стабилизировать и их ещё весьма шаткие королевства. Пятый фактор, способствующий распространению влияния римского престола, состоял в том, что как и во времена любого кризиса, особенного того, что был в те годы, т.е. распад не просто колоссальной державы, но и смена всей экономической, общественной формации, на почве глубокого упадка нравственности, науки и искусства расцветают суеверия. И папы весьма хорошо сыграли на этом. Именно в это время, как уже отмечалось выше, в церковь входит поклонение чудодейственным мощам, различным святыням, к которым устремляются толпы паломников. Монастыри, которые быстро основываются в то время, становятся обладателями великих реликвий, привлекая толпы суеверных людей. “Церковь и особенно монашеские ордена были озабочены организацией паломничества. Они вели нечто вроде туристической пропаганды, которая была способна обеспечить популярность того или иного места поклонения… Монашеские ордена устраивали паломничества… группы паломников достигали 700 и более человек… Монахи разрабатывали маршрут, остановки в пути, обеспечивали гостиничное обслуживание… Они публиковали путеводители (!)” [Мулен Л. Повседневная жизнь средневековых монахов Западной Европы. М.: Молодая гвардия, Классик, 2002. С. 271—272]. Словом, это был весьма разумно и всесторонне, как бы мы сейчас сказали, продуманный бизнес. При этом меньше всего обращалось внимание на искренность самого обета и духовное состояние паломника. “… обеты не всегда были столь чистыми и добровольными, как считают те, кто лелеет мистический образ эпохи Средневековья… даже… существовала мода на паломничества” [Мулен. Указ. соч. С. 270—271]. Мы уже приводили данные, как при монастырях устраивались целые мастерские для производства реликвий. Ореолом чудес окружались и многие из духовенства [Робертсон. Указ. соч. Т. 1. С. 515], что наряду с ажиотажем вокруг реликвий не могло не способствовать росту влияния церкви и папства. Шестой фактор, который всегда использовался папами, состоял в том, что они провозглашали себя прямыми правопреемниками и наследниками апостола Петра, которого и до сих пор называют первым римским папой. Они так же утверждают, базируясь на словах Христа: “И Я говорю тебе: ты — Петр, и на сем камне Я создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют ее; и дам тебе ключи Царства Небесного: и что свяжешь на земле, то будет связано на небесах , и что разрешишь на земле, то будет разрешено на небесах” (Мф. 16:18—19), что именно на Петре Бог основал церковь и что именно ему дал ключи от Царства Небесного, которые затем перешли в ведение католической церкви и папы. “Решающим фактором продвижения и укрепления этой власти является вера в то, что сам Пётр является основателем римского епископского престола. Римские епископы утверждали, что их преимущество основано не столько на величине города, сколько на прямом непосредственном установлении их должности самим апостолом Петром. Петр же занимал первый ранг среди апостолов и его первенство, как утверждалось, перешло на римских епископов” [Миллер. Указ. соч. Т. 1. С. 359]. Уже в 382 году папа Димас на Римском соборе впервые в истории назвал Рим Апостольским престолом [Гергей. Указ. соч. С. 39]. В 402 году папа Иннокентий I “выдвинул новое учение о силе и преимуществе латинской церкви. До этого момента не было ещё законодательного признания преимущества Рима” [Миллер. Указ. соч. Т. 1. С. 360]. Хотя ещё и раньше папы претендовали и открыто заявляли о своих притязаниях на верховную власть в христианстве. Так в 196 году папа Виктор решил принудить церкви Малой Азии следовать ряду обычаев, вошедших в употребление в Риме, но о которых и упоминания не было и в помине в апостольские времена. “Азиатские церкви упорствовали в своём старом обычае. Рим, ревниво жаждавший единства (единства в понятии Рима и под главенством папы — прим. А.О.), решил их принудить. По приглашению папы Виктора были созваны собрания епископов; началась деятельная переписка. Но азиатские епископы, сильные традицией двух апостолов и стольких знаменитых людей, не захотели уступить. Старый Поликарп, епископ города Эфеса (ученик самого апостола Иоанна, о героической гибели которого мы писали в главе о Смирнском периоде истории церкви), написал от их имени довольно резкое послание Виктору и римской церкви. Что папство уже действительно и прочно зародилось, доказывало невероятное намерение, внушенное Виктору жесткими выражениями этого письма. Он вздумал отлучить, отделить от вселенской церкви самую славную провинцию за то, что своими традициями она не склонялась перед римской дисциплиной. Он издал декрет, в силу которого церкви Азии отрешались от общины христиан” [Раннее христианство. Указ. соч. Т. 2. С. 73—74]. Подвергнуть отлучению от церкви учеников самих апостолов, верных христиан, только за то, что они придерживаются того, что делали и исповедывали ученики Христа, а не папа! И если им тогда это отлучение ослушников привести в полное исполнение не удалось, то сейчас для проведения подобной акции препятствий уже почти не было. Говоря о претензии папы на преемственность власти от апостола Петра и на историческое главенство Рима, как центра христианства, необходимо отметить, что все без исключения историки (кроме католических разумеется), жившие в разное время, в разных странах, придерживающиеся различных религиозных убеждений от христианских и до атеизма и восточных религий, говорят о её полной исторической несостоятельности. Ибо в Ефесский и Смирнский периоды авторитет римского епископа был нисколько не больше, чем авторитет епископов Александрии, Антиохии, Иерусалима, позже Константинополя, которые, кстати, как мы уже упоминали, также именовались папами. Не находят папские притязания и Библейского подтверждения. “Самым важным аргументом здесь ещё со времен ранней Церкви было то, что Христос выделил Петра, которому в будущем суждено было стать первым епископом Рима, среди других апостолов, сказав, что Петр будет камнем, на котором Он построит Свою церковь (Мф. 16:18), и дал Петру ключи от Царства (Мф. 16:19), а позже именно ему поручил пасти Его стадо (Ин. 21:15—19). Однако следует учесть, что в Евангелии от Матфея Христос использовал два разных слова для обозначения камня. Христос звал Петра petros, а камень на котором Он построит Свою Церковь, Он назвал petra — живой камень. Слово petros, которое применялось к Петру — мужского рода, тогда как petra — женского… назвав Петра камнем, Иисус имел в виду твёрдость Петра в отношении к Нему, Христу, „Сыну Бога Живого“… Христос призывал Петра заботиться о Его стаде после Воскресения в знак прощения измены. Надо помнить, что власть, сходная с той, которая была дана Петру (Мф. 16:19), предназначалась в равной степени и другим апостолам (Ин. 20:19—23). Пётр сам в Первом послании с очевидной ясностью сказал, что не он, но Христос является основанием Церкви (1Петра 2:6—8). Павел, например, не считал Петра выше по положению и не боялся упрекать ему, когда Пётр из-за своих колебаний стал действовать заодно с иудаистами в Галатии” [Кернс. Указ. соч. С. 91]. В апостольский же период наибольшим авторитетом пользовался старейший из апостолов — Иаков. Однако, после того как Иерусалим в 70 году х. э. был разрушен римлянами, Константинополь вместе с церковью подпал под полную власть императоров, а Антиохия и Александрия потеряли значение, а позже и вообще были завоёваны арабами, претензии римского епископа оспаривать было уже некому. Так же восточнохристианские церкви весьма ослабили различные ереси, вкрадывавшиеся в христианство (арианство, пелагианство, несторианство и т.д.). Словом, даже враги Рима признали первенство его епископа. Все эти основные факторы привели к тому, что “вскоре Рим стал претендовать не только на церковное господство, но и на политическое главенство. В церковном отношении он утверждал: 1) Римский епископ есть беспорочный судия во всех вопросах учения; 2) Он имеет беспрекословную власть созывать и проводить все объединённые церковные соборы, председательствовать на них и вести их; 3) Он имеет право издавать церковные уставы; 4) Всякий, отказывающийся иметь общение с римской церковью, виновен в расколе и в церковных распрях” [Миллер. Указ. соч. Т. 1. С. 359]. Рим вёл активную миссионерскую работу, обращая при помощи весьма сомнительных методов (вводя статуи в церкви, святые реликвии, культ святых) тысячи язычников-варваров. Словом, на развалинах Рима появилась новая сила, новая всемирная империя. Однако тут возникло неожиданное препятствие. Дело в том, что последователи епископа Ария ещё имели огромный вес в стране и сотни тысяч последователей. Они также вели весьма активную миссионерскую деятельность, особенно среди германских племён. И вот в ходе неё им удалось обратить в арианство три могучих племени — герулов, остготов и вандалов, которые вместе с ещё семью (франки, аллеманы, бургунды, свевы, вестготы, англы, лангобарды), поделили между собой Западную Римскую империю. Эти три племени, основавшие свои королевства, в отличии от других племён твёрдо держались арианства, несмотря на все попытки папы склонить их под свой скипетр. И если вначале отношения были просто натянутыми, то вскоре перешли в открытое преследование варварскими королями пап и его епископов, сменившееся позже настоящей религиозной войной. “Между обоими институтами и конфессиями, все резче отличавшимися друг от друга в догматическом отношении, не было никакого подобия мирного сосуществования. Поэтому борьба — открыто и подспудно — должна была продолжаться до тех пор, пока одна из этих церквей не будет окончательно повержена и тем самым не очистит место для другой” [Диснер Г.-И. Королевство вандалов. СПб.: Евразия, 2002. С. 165]. И борьба, ставкой в которой стало само существование папства, началась не на жизнь, а на смерть. Амбиции римских первосвященников, желавших полного контроля над всеми верующими, достигаемого если не словом убеждения, то мечём, ввергли Средиземноморье в войну, продолжавшуюся более 60 лет.

538 год.

Первое из арианских государств, королевство герулов, противодействовавшее папскому могуществу, было сокрушено в 493 году (подробно об этом см. главу “Варвар, погасивший солнце. На берегах Азовского моря.” данной книги). Его победителями были остготы, также ариане, но которые в отличии от герулов имели лучшую организацию и крепкую королевскую власть, которая контролировала Италию, т.е. сердце папства. И если вначале король остготов Теодорих более-менее спокойно относился к католичеству, то со временем он и его преемники стали притеснять папу, всё более и более ограничивая его влияние, причём не только в светской, но и в духовной власти. Население, видя, что правящая династия исповедует и поддерживает арианство, так же начало склоняться к данному вероисповеданию. Власть папы таяла на глазах. Ещё с большими угнетениями и прямыми гонениями папство столкнулось в средиземноморской Африке, одном из своих главных оплотов, где образовалось государство вандалов, правители которого не только исповедывали арианство, но и начали систематические гонения на папских приверженцев, прекрасно понимая, что папа, претендуя на мировое господство и опираясь на союз с Византией, мечтает уничтожить их точно так же, как и остготов. В виду общей угрозы арианские королевства остготов и вандалов заключают между собой союз, скрепленный брачными узами представителей двух королевских династий [Кулаковский Ю.А. История Византии. В 2т. СПб.: Алетейя, 1996. Т. 2. С. 88]. Идеологической своей опорой они сделали арианскую церковь. Арианская церковь обогатилась прежде всего культовыми и хозяйственными зданиями ортодоксальной церкви и её обширными земельными владениями. Из летописных источников постоянно создаётся впечатление, что арианское духовенство, проживавшее не только в Карфагене, но и по всей стране, было чрезвычайно состоятельно [Диснер. Указ. соч. С. 70—71]. “За ортодоксальные (т.е. католические — прим. А.О.) убеждения многие служилые люди потеряли своё денежное или натуральное вознаграждение и были приговорены к унизительным каторжным работам; у других была конфискована собственность, а сами они были отправлены в ссылку на Сицилию или Сардинию. Некоторых устранили по приказу короля, казнив их через сожжение или другими жестокими способами… при этом возраст или высокое положение жертвы не служили препятствием. Так был позорно казнён королевский канцлер Хельдика… его жена та же была приговорена к смертной казни… В конце концов король жестоко покарал арианских священников… Он считал, что должен непременно заручиться идеологической поддержкой арианской церкви, и поэтому предоставил ей большие возможности, прежде всего финансовые, в ответ он ожидал безоговорочной преданности себе и своей политике” [Диснер. Указ. соч. С. 93]. Различные вандальские короли применяли разные методы в борьбе с католичеством. Так король Гонорих (477—484) силой “принуждал их принимать арианскую веру, если же обнаруживались не желающие подчиняться ему по доброй воле, тех он сжигал или предавал смерти разными способами; многим он велел отрезать язык” [Прокопий Кесарийский. Война с персами. Война с вандалами. Тайная история. М.: Наука, 1993. Война с вандалами. Книга 1, VIII, 4. С. 197]. Его преемник Трасамунд (496—523) “вынуждал христиан менять свою веру… предлагая им за это почести, высокие должности и одаривая деньгами… Когда кто-либо случайно или умышленно совершал тяжкое преступление, он предлагал, в случае перемены веры, в качестве награды, не подвергать их наказанию за то, в чём они провинились” [Прокопий Кесарийский. Указ. соч. Там же. Книга 1, VIII, 9, 10. С. 197]. “Органы правосудия, которым… арианская церковь предоставила себя в распоряжение в качестве „вспомогательной полицейской организации“, жестоко действовали… многократно добиваясь публичных насильственных обращений в арианство… Больше всего, естественно, пострадали клир и епископы. У них не только отобрали церкви и церковное имущество, и запретили им проводить богослужения, но и запретили проживать в городах и населенных пунктах… арианское духовенство присвоило конфискованное у них имущество. Отчасти участие ариан в насильственном обращении или карательных действиях объясняется, несомненно, их материальной заинтересованностью; с другой стороны, они видели, что это последний шанс присвоить себе власть и авторитет ортодоксальной церкви” [Диснер. Указ. соч. С. 97, 98]. Делая обзор отношений католичества и арианства, и вообще, проблемы арианства, необходимо сделать несколько выводов. Первое, с позиции Библии арианство было, безусловно, лжерелигией. Ещё апостол Иоанн писал: “Духа Божия (и духа заблуждения) узнавайте так: всякий дух, который исповедует Иисуса Христа, пришедшего во плоти, есть от Бога; а всякий дух, который не исповедует Иисуса Христа, пришедшего во плоти, не есть от Бога, но это дух антихриста, о котором вы слышали, что он придет и теперь есть уже в мире” (1Ин. 4:2—3), “Иисус сказал им: истинно, истинно говорю вам: прежде нежели был Авраам, Я есмь” (Ин. 8:58). А ведь именно Божественность Христа и отрицали ариане. Второе, нисколько не оправдывая гонений ариан на католиков, всё же нужно отметить, что причины гонений были вызваны самой папской политикой. Ибо именно папство в союзе с императором создало государственную церковь, которая для проповеди использовала меч и пытку. Именно папство создало первый прецедент гонений христиан против христиан. Далее, именно папство сделало церковь собственником, владевшим землей и рабами. Именно папство впервые начало требовать светской власти. Таким образом, если бы не было всего этого, то арианства с его гонениями с помощью государства, притязаниями на землю и власть католических епископов, просто не могло бы быть. К тому же, если бы с самого начала была бы проявлена мудрость и искреннее желание помочь, то и само течение ариан может быть и не возникло вообще, или, уж точно, не получило такой широкой поддержки у населения, принимавшего арианство из-за того, что католичество своей алчностью и жестокостью отбивало людей не только от церкви, но и от Христа. Однако папу мало заботили причины появления арианства, его участия в этом процессе. Главное было то, что сама его власть была поставлена под удар. И вот в этот критический для его престола момент он, как всегда, идёт на союз с политической силой, которая может спасти его и которой нужен его жесткий идеологический институт. Этой силой, которая могла спасти его и уничтожить два из трёх оставшихся арианских государств была Византия, на престол которой в 527 году вступил Юстиниан. “Он вступил на престол уже с определённым планом по отношению к германским государствам — вандальскому и остготскому. Об этом плане мы читаем в законе, изданном в 533 г.: „Об одном мы умоляем святую славную Деву Марию, чтобы по ходатайству Её удостоил Господь меня, Своего последнего раба, воссоединить с Римской империей то, что от неё отторгнуто, и довести до конца высочайший наш долг“ [Codexs Justine, I Tit, 27]. Этот долг понимал Юстиниан гораздо шире, чем дано было ему осуществить, он мечтал о единстве политическом и религиозном, в его планы входила Римская империя во всём её величии и беспредельности” [Успенский. Указ. соч. Т. 1. С. 404]. Об этом единстве мечтал и папа. И папа, и император сразу поняли, что они необходимы друг другу. Символом их союза против ариан и за возрождение Римской империи стала коронация папой Иоанном I Юстиниана императорской короной [Гергей. Указ. соч. С. 50]. Первым шагом новых союзников стало уничтожение арианских королевств вандалов и остготов, стоявших на пути как политического, так и религиозного единства земель бывшей Западной Римской империи. Эти “войны в Италии и Африке имели важное значение в истории религии” [Робертсон. Указ. соч. Т. 1. С. 484]. Эти войны носили в первую очередь именно религиозный характер. “Для Юстиниана вопрос предстал более в его религиозном, чем в политическом и экономическом освещении; для него на первом плане была возможность воспользоваться благоприятным моментом смуты в Карфагене, и однажды навсегда покончить с арианским вопросом в Африке” [Успенский. Указ. соч. Т. 1. С. 406]. “Юстиниан вступился… за ортодоксальную церковь” [Диснер. Указ. соч. С. 168]. В 534 году византийская армия, ведомая Велизарием, лучшим полководцем того времени, уничтожает вандальское государство. Столь блестящая и молниеносная победа была неожиданной как для побеждённых, так и для победителей. Благодаря этой победе “Ортодоксальная церковь получила обратно всю свою прежнюю недвижимость… ей было предоставлено абсолютное преимущество перед другими религиозными общинами… Ущерб, нанесённый церковной организации правлением вандалов был быстро преодолён” [Диснер. Указ. соч. С. 128]. “Император в упоении победой выразился так: „Господь наградил меня своей милостью, дозволив мне возвратить одну из римских провинций и уничтожить народ вандалов. Теперь там будет господствовать единство веры“. Результаты войны были ужасны. Целый народ был уничтожен без остатка. Вычислено, что во времена Юстиниана Африка будто бы потеряла до пяти миллионов жителей, и таким образом, арианство было истреблено в этой стране не принуждением к обращению в православие, но истреблением самого племени, которое ввело и исповедывало арианскую веру” [Робертсон. Указ. соч. Т. 1. С. 485]. “… после покорения Африки, Юстиниан выражает пожелание, чтобы Бог дал ему силы освободить и другую страну от господства ариан” [Успенский. Указ. соч. Т. 1. С. 408]. В 535 году Юстиниан начинает войну с третьим, последним арианским государством, стоявшим на пути римского первосвященника. В Италию император посылает непобедимого Велизария, победителя вандалов. “Во всем деле завоевания Италии Византия нашла самое сильное сочувствие в ду ховенстве. Римский епископ именно в это время приобретает ещё более значительное влияние, благодаря своему содействию планам Юстиниана” [Успенский. Указ. соч. Т. 1. С. 411]. Война остготов с византийцами продолжалась до 555 года, когда остготы окончательно признали своё поражение. В этом зареве войны особо заметен как по своим непосредственным, так и далеко исторически идущим последствиям 538 год. Что же произошло в этот год и почему он особо выделяется историками, когда речь заходит о папстве?

1. Официальный запрет арианства. “Церкви ариан подлежали закрытию, их священники лишались права крестить кого-либо в своё исповедание, церковное имущество подлежало конфискации, государственная служба на всех постах была для них закрыта. Арианам предоставлен был один выход из бесправного положения: принести раскаяние в своих заблуждениях и воссоединиться с господствующей церковью… На ариан, проживавших в Константинополе, преследования не распространялись, и только в 538 году их церкви были закрыты и воспрещено отправление культа” [Кулаковский. Указ. соч. Т. 2. С. 198]. Итак, в 538 году арианство было окончательно запрещено и закрыты их последние церкви.

2. В 538 году занятый византийцами Рим выдержал годовую осаду остготами, начавшуюся в 537 году, заставив их в тот год с позором бежать от его стен. “Все племя остготов собралось для нападения на Рим и истощило все свои силы на его осаду… по меньшей мере одна треть их громадной армии погибла в частых и кровопролитных сражениях под стенами города… Через год и девять дней после начала осады когда-то сильная и победоносная армия сожгла свои палатки и в беспорядке обратно перешла через Мильвийский мост. Но этот переход не совершился безнаказанно: отступавшие густыми массами готы теснились в узком проходе и падали в Тибр или от страха, или под ударами преследующего их неприятеля, и римский главнокомандующий, выйдя за ними в погоню из ворот Пинчио, нанёс им немало позорных и смертельных ран” [Гиббон. Указ. соч. Т. 4. С. 463, 464].

3. Разгром под Римом в 538 году означал конец государству готов. В 538 году остготы понесли не только страшное поражение, они лишились фактически своей государственности. Да, у них были ещё короли, они ещё сражались, но государства, как такового, у них уже не было, это была агония. И эту точку зрения разделяют не только современные учёные, но и сами готские историки, писавшие в то время. Главным из них был, безусловно, Иордан, оставивший монументальный исторический труд “Getica”. Вот, что он там пишет “Витигес (король остготов — прим. А.О.), как разъяренный лев, собирает все готское войско, покидает Равенну и начинает томить долгой осадой твердыни Рима. Но отвага его бесплодна: через четырнадцать месяцев он отступается от осады Рима (март 538 года [Иордан. Указ. соч.] прим., с. 372)… гонимый, он запирается в Равенне. Там он осажден, однако вскоре сам предался победителю вместе с Матесвинтой, супругой своей, и царскими сокровищами. Так славное королевство и сильнейшее племя, столь долго царившее, наконец, почти на 2300 году (если считать от первых легендарных правителей готов — прим. А.О.), покорил победитель всяческих племен Юстиниан-император через вернейшего ему консула Велезария” [Иордан. О происхождении и деянии гетов. Getica. СПб.: Алетейя, 1997. § 312—313. С. 121]. Примечательно, что готский историк Иордан (писавший в 551 году) именно неудачей осады Рима и сдачей в плен Витигеса заканчивает историю готов. Он не пишет ни слова ни о короле Татиле, одном из преемников Витигеса, ни о короле Тейе, ни о долгих годах готского сопротивления. Он уже не считает это за полноценную историю готского государства, реальный конец которому был положен под стенами Рима в 538 году. “На этом я заканчиваю повествование о происхождении гетов, о благородных Амалах, о содеянном храбрыми мужами” [Иордан. Указ. соч. § 315. С. 121]. “Автор подчёркивает, что его повествование доведено до конца истории племени и его правителей” [Иордан. Указ. соч. прим. С. 374—375].

4. Папа получает политическую власть. После разгрома остготского государства была уничтожена последняя сила, мешавшая распространению власти римского папы, который отныне становится официально главой всей христианской церкви. Это было подтверждено императором Юстинианом, который также официально наделил вскоре папу и епископов и светской властью. “Важнейшая же для нас сторона этого закона — о городовом устройстве и о правах римского епископа и духовенства… Важнейшим лицом в городе, влияние которого простиралось на управление, суд и полицию, был городской епископ. Святейший епископ города, как говорит одна новелла, избирает городских правителей (partem civitatis administratores); по истечении каждого года св. епископ с пятью почетнейшими гражданами требует отчёта от этих администраторов, т.е. под ближайший надзор местного епископа поставлены были администрация и доходы городов; ему же подлежит надзор и за нравственностью населения. Излишне говорить, что Юстиниан дал епископам небывалые полномочия, что его закон пролагал епископам широкую дорогу к светской власти” [Успенский. Указ. соч. Т. 1. С. 430—431]. Юстиниан издал указ, по которому “папа более старшего Рима является самым первым среди всех священнослужителей, а святейший епископ Нового Рима, то есть Константинополя, занимает второе место после апостольского престола старшего Рима” [Гергей. Указ. соч. С. 51]. Итак, уничтожение трёх арианских королевств было официально признано главой всей христианской церкви и светским владыкой. Начиналась 1260-летняя (538—1798 гг.) эпоха папства, завершившаяся тогда, когда “15 февраля 1798 года французская армия под предводительством генерала Бертье захватила Рим. Римляне провозгласили республику, а папа был лишён светской власти… Папские телохранители и швейцарская гвардия были разоружены и папу арестовали” [Гергей. Указ. соч. С. 286, 287]. Но прежде чем это произойдёт, пройдёт более 1260 лет, причём, самых тёмных лет истории человечества. Безусловно, в рамках одной главы раскрыть все этапы этой тысячелетней истории, включающей в себя Раскол церкви на католическую и православную, крестовые походы, религиозные войны, Возрождение, Реформацию, Контрреформацию, Наполеоновские войны, нельзя. Впрочем, это и не является целью данной книги, задача которой состоит в исследовании истории христианства в контексте книги Откровение, предсказавшей основные этапы Фиатирского периода церкви. И поэтому мы дадим лишь общий анализ и картину этого важнейшего и зловещего периода церкви, сделав главный акцент на событиях этого времени, происходящих на землях России и Украины.

Святая инквизиция.

Итак, в 538 году папа римский получил в руки реальную, не только духовную, но и политическую власть, которая, однако, нуждалась в постоянной защите как от различных чисто духовных движений, выступающих против папства, так и от политических сил, недовольных усилением папы, и выступающих против него. В первые века существования христианства борьба с различным инакомыслием была чисто духовной, т.е. ограничивалась дискуссиями на церковных соборах, исследованием Библии и т.д. Высшей мерой наказания было исключение из церкви, и то при этом к согрешающему проявляли максимум внимания и заботы, чтобы он смог покаяться и осознать свою неправоту. Апостол “Павел не говорит, что еретика надо лишать жизни; а Иисус Христос, говоря св. Петру, выражает желание, чтобы падшего прощали… и не семь, а семьдесят семь раз, т.е. так часто, как он будет раскаиваться; это предполагает, что его никогда не должно карать смертью по суду Церкви. Такова была неизменная доктрина Церкви во время первой эпохи, т.е. в первые три века, вплоть до примирения с Константином. Еретиков никогда не отлучали иначе, как после бесполезно пущенных в ход увещаний” [Льоренте Х.А. История испанской инквизиции. В 2т. М.: Ладомир, АСТ, 1999. Т. 1. С. 52—53]. Христианская церковь в то время была гонима сама и знала на себе всю тяжесть того, когда человека гонят только за то, что он думает по-другому. Читая Священное Писание, мы видим, что Господь даровал человеку право выбора и человек волен сам избирать, кому ему служить и как жить. Бог говорит: “Во свидетели пред вами призываю сегодня небо и землю: жизнь и смерть предложил я тебе, благословение и проклятие. Избери жизнь, дабы жил ты и потомство твое” (Втор. 30:19). Господь не насилует волю человека, в том числе и в духовных вопросах. Ему нужна любовь и повиновение человека, основанные на искренности и признательности, а не на страхе. Да и вообще, может ли быть настоящая любовь, если она основана на страхе? Этому принципу следовала и церковь первых веков. Однако, превратившись при Константине в государственную церковь, а в 538 году — в политическую силу, папство вкусило всю сладость величия и богатства. Ещё недавно гонимые или всецело зависящие от императора, папы стали сами хозяевами Европы. Долгий спор между папами и мирскими государями за первенство завершился 25 декабря 800 года, когда в Риме, в соборе Святого Петра, во время праздничной мессы, когда папа внезапно на глазах тысяч присутствующих возложил императорскую корону на голову самого могущественнейшего правителя Европы короля Франции Карла, который мечтал об этой короне [Левандовский А. Карл Великий. М.: Соратник, 1995. С. 78]. Но получать её из рук папы он вовсе не хотел. Ибо тот, кто вручает, всегда выше того, кому вручают. Именно это и продемонстрировал понтифик пред дворянским цветом Европы. “Авторитет… папы над христианскими государями превзошёл всё, что было видано… Хотя формально это противоречило духу Евангелия, [папы] ничем не пренебрегали, чтобы его сохранить, так что римская курия и её приверженцы постоянно защищали этот авторитет как законный. Мрак невежества был в эти несчастные времена так непрогляден, что ни короли ни епископы не были в состоянии договориться, чтобы противодействовать злоупотреблениям, которые папа и его преемники делали в течение всего двенадцатого столетия из отлучения от церкви. Наоборот, они трепетали перед духовными громами до такой степени, что признавали свою зависимость от верховного первосвященника. Троны имели прочность лишь постольку, поскольку это было угодно папам. Такое унизительное положение светской власти было следствием своего рода наваждения, которое произвело в христианском мире учение об абсолютном верховенстве наместников Иисуса Христа. Они освобождали подданных от присяги, и эта мера, которую они применяли с торжественностью, сопровождалась анафемой против государей; вскоре представитель Иисуса Христа на земле начал подстрекать некоторых государей завладеть тронами, с которых он принудил сойти других королей, под условием, что они признают, что получили их от святого престола, и что будут честно уплачивать лепту св. Петра. Это состояние слабости государей ясно показывает, что папы достигли того, что сделались всемирными монархами и что они повелевали царями неограниченным образом, с уверенностью в их повиновении, с каким бы отвращением эти цари ни подчинялись, потому что всякое сопротивление возбудило бы мщение Рима и заставило бы скипетр выпасть из их рук. Папы приобрели эту громадную власть постепенно, заручаясь благоприятным мнением народов при помощи горячего усердия, которое они прилагали к делу сохранения чистоты догмата и к искоренению ересей. Доведя государей до положения, так сказать, своих вассалов, они дерзнули запретить им допускать в своих государствах еретиков и приказать им выгнать их без возврата” [Льоренте. Указ. соч. Т. 1. С. 66—67]. Для борьбы с еретиками и всеми, кто в той или иной степени восстаёт или просто не признаёт папский авторитет, был создан специальный институт — Инквизиция. Подобно тому, как зверства Французской революции были за много лет философски обоснованы Руссо и Вольтером, красный террор и репрессии 30-х годов у нас — работами Маркса и Ленина, так и инквизиция задолго до своего появления получила идеологическую базу для создания в трудах ряда крупных отцов церкви. Отход от Слова Божьего всегда приводит к самым страшным последствиям. Так и в своих трудах многие так называемые отцы церкви, (хотя даже само название совершенно не согласуется с библейским учением, ибо Основатель Церкви — Бог, а не люди), отступая от учения Христа, пришли к понятиям и принципам, совершенно извращающим Его учение. “Одним из первых богословов, обосновавших необходимость применения к еретикам силы, вплоть до их физического уничтожения, был Августин (354—430), „доктор церкви“, крупнейший христианский теолог периода раннего феодализма, возведённый церковью в ранг блаженных, и почитаемый ею по сей день как непреложный богословский авторитет” [Григулевич И.Р. Инквизиция. М.: Политиздат, 1985. С. 59]. Если в первых своих трудах он призывал к терпимости, переубеждению с помощью слова, то “под конец Августин стал ратовать за применение всех средств воздействия к еретикам, включая пытки и казнь, чем вполне заслужил „славу“ первого „идеолога инквизиции“” [Григулевич. Указ. соч. С. 60]. Августин писал о еретиках: “Они убивают души людей, в то время как власти только подвергают пыткам их тела; они вызывают вечную смерть, а потом жалуются, когда власти осуждают их на временную смерть” [Vacandard E. The Inquisition A critical and historical study of the coercive power of the church. New York, 1940. p. 15]. Другим знаменитым идеологом зарождающейся инквизиции был Фома Аквинский (1225—1274), крупнейший и авторитетнейший богослов католической церкви, возведённый ею в ранг святых. Вот, что он писал: “Что касается церкви, она исполнена милосердия и стремится обратить заблуждающихся: оттого она не тотчас осуждает, но после первого и второго увещания, как учит апостол. Если же еретик и после этого продолжает упорствовать, церковь, не надеясь на его обращение, заботится о спасении других, устраняет его из церкви посредством отлучения, а затем передаёт его светскому судье, чтобы он устранил его от мира посредством смерти. Если бы все еретики были истреблены подобным образом, это не было бы противно велениям Божиим” [Покровский. Указ. соч. Вып. 2. С. 678]. “Фома Аквинский создал целую теорию… по которой… следовал вывод: с одной стороны, ересь — неистребимая мерзость, а с другой — церковь должна „питаться еретиками“ во имя спасения всех верующих“”! [Григулевич. Указ. соч. С. 100]. И папская церковь действительно питалась людьми. Выступал за жёсткие меры против еретиков и современник Августина, так же отец церкви Иеронин (342—420), призывающий умерщвлять тех, кто выступал против почитания реликвий и святых [Григулевич. Указ. соч. С. 62]. Как видим, уже с самых ранних времён еретиками государственная церковь, в основном, называла тех, кто стоял как раз на библейских принципах понимания истины. Формирование института инквизиции заняло несколько столетий, окончательно завершившись в понтификат Иннокентия III (1198—1216) и Гонория III (1216—1227). Вступив на престол, Иннокентий стал именовать себя “царём царей — владыкой владык, священником по чину Мелхиседека. Это он является изобретателем нового папского титула — „наместника Иисуса Христа на земле“” [Григулевич. Указ. соч. С. 80]. Как видим, сами титулы — царь царей и священник по чину Мелхиседека, которые, согласно Библии (Евр. 6:20; Откр. 17:14) принадлежат только Христу, и принятые для себя папой, показывают, что он открыто поставил себя не просто наместником, но самим Богом. “Различные характерные признаки Вавилона, как это даёт Священное Писание… можно найти в истории Иннокентия Третьего шаг за шагом… Приведем здесь несколько выдержек из речей посвящения Иннокентия и несколько цитат из его сочинений. Безграничное честолюбие, соединённое с громкими заверениями в личном смирении, тотчас явит наглядно нашему читателю дух, каким он был одержим: „Вы видите“, — говорит он, — „Какого рода есть служитель, которого Господь ставит над Своим народом. Он есть никто иной, как наместник Христа, преемник святого Петра. Он есть помазанник Господень, он стоит посреди Бога и людей: под Богом, над людьми, меньше Бога, но больше людей. Он судит всех, но никем не может быть судим, ибо написано: „Я буду судить“… Уже в первой книге Моисея Иннокентий находит толкование для папства. „Небосвод указывает, — утверждает он, — на церковь. Как Творец расположил на нем два больших светила, большее для управления днём, а мень шее для управления ночью, так Он установил две больших власти: большую для управления душами, меньшую — для управления телами людей. Эти власти есть одна папская, другая — кесарская. Однако луна, как меньшее творение, получает свет от солнца, она меньше солнца как по величине, так и по интенсивности света, поскольку оно сияет на небосводе, соответственно, своему месту. Подобно этому, кесарская власть получает свое достоинство и блеск от папской, так что чем больше она приближается к большему светилу, тем более лучи большего светила покоряют его собственные, и заимствованная слава исчезает. Поэтому было установлено, чтобы эти светила в нашей стране Италии занимали каждое подобающее ему место, вследствии объединения главенств мирской и духовной власти“… После этих утверждений он делает выводы о земной власти папства: все цари и короли мира есть его подчинённые и слуги, только папе принадлежит безграничная власть” [Миллер. Указ. соч. Т. 1. С. 596, 597]. Языческие учения о бессмертии души, почитании обоготворённых людей (святых), икон, соблюдение дня солнца, вкравшиеся при Константине и его преемниках, расцветают при Иннокентии III с небывалой силой. Жестокость и продажность духовенства (об этом см. ниже) достигает небывалых размеров. И вот в этот момент, когда все преклоняются пред папой, находятся люди, которые бросают вызов Риму, городу на семи холмах. Бросают вызов ни где-нибудь, а в самой Италии и южной Франции, надежнейших оплотах папства. Одним из первых кто сделал это был лионский купец Пётр Вальдус “боровшийся за чистоту истины против римских заблуждений. Его праведная жизнь, целомудрие, ревность и мужество вдвойне достойно признания, потому что он жил в то время, когда папство начало беспощадно преследовать всех, кто ставил под вопрос его авторитет и непогрешимость… он перевел на два языка своих соотечественников несколько книг Священного Писания… Писания в те времена были только на латинском языке, так что для большинства христиан это была закрытая книга. Последователи и сторонники Вальдуса были теперь в состоянии, снабженные Священным Писанием на их родном языке, доказать народу, что они несут не придуманные ими учения, а возвещают чистые, неповрежденные истины Слова Божьего. По образу „семидесяти“ Вальдус разослал своих учеников по двое в близлежащие города и села, чтобы возвестить всем Евангелие на их родном языке. Это вызвало громы и молнии Ватикана… как только они вооружились грозным оружием — Священным Писанием на родном языке народа, тотчас посыпались на их головы анафемы и проклятия церкви” [Миллер. Указ. соч. Т. 1. С. 639—640]. И это немудрено, ибо Библия раскрывала пред людьми все извращения истины, сделанные папством. Вальденцы были осуждены и большинство из них кровью заплатило за следование Божьей истине. Но подобно крови христианских мучеников эпохи Смирны она дала обильные всходы и ко времени Иннокентия против папства открыто восстало могущественное Тулузское графство, находя поддержку и сочувствие во всех концах Европы. Папа понял, что если упустить момент, власть его рухнет. 10 марта 1208 года Иннокентий призывает Европу к крестовому походу против Тулузского графства и его правителя Раймонда: “Объявляем по сему свободными от своих обязательств всех кто связан с графом Тулузским феодальною присягою… Восстаньте, воины Христовы! Истребляйте нечестие всеми средствами, которые откроет вам Бог… поступайте с ними хуже, чем с сарацинами, потому что они сами хуже их” [Покровский М. Средневековые ереси и инквизиция. М., 1897. вып. 2. С. 670]. На этот папский призыв откликнулись многие, впрочем, не из-за каких-либо духовных помышлений, а из-за желания поживиться богатствами Лангедока. Ибо “По образованию, по благосостоянию, по гражданской и религиозной свободе жители Южной Франции далеко превосходили остальных своих соотечественников… прекрасная страна достигла весьма высокой ступени развития и образования и далеко превзошла все остальные части Европы, однако это развитие… было абсолютно независимо от влияния духовенства, более того, они находились друг с другом во враждебных отношениях. Папство, как мы уже имели неоднократные возможности убедиться в этом, не только влияло пагубно на души людей, но и ставило непреодолимые препятствия на пути развития культуры и образования. Сама католическая земля страдала от своего искушающего влияния. Для расцвета папства необходимо было удержать человеческий дух в невежестве, суеверии и раболепстве. Жители Лангедока долгое время оставались свободными и необременёнными римской иерархией, и таким образом они наполнили свои города мирными, трудолюбивыми и зажиточными людьми” [Миллер. Указ. соч. Т. 1. С. 643]. Да, Слово Божие это не просто теория, это сила, которая преобразует человеческую жизнь во всех её отношениях. Точно так и отвержение Слова Живого Бога изменяет жизнь человека. Живущий по Библии и без папства Лангедок процветал, а Европа, следующая языческим учениям папства, задыхалась и беднела. И поэтому можно понять интерес многих, желающих обогатиться в богатом Лангедоке, используя для этого благовидный повод — уничтожение ереси. Во главе похода против еретиков папой назначаются три человека. Арнольд, легат папы, граф Симон де Монфор, возглавивший войско, и монах Доминик. Это был поистине зловещий союз. Когда папские войска подошли к городу Бецирсу и его жители ответили отказом сдаться и отречься от Библии, то Арнольд сказал обращаясь к войску: “Тогда пусть не останется в городе камня на камне! Огнем и мечом будут уничтожены мужчины, женщины и дети! После непродолжительной осады город попал в руки крестоносцев. Угрозы Арнольда были приведены в исполнение в самой чудовищной форме… рыцари входя в город, спросили священников, как отличить католиков от еретиков. „Убивайте всех подряд! — был его ответ“. — Господь различит Своих” [Миллер. Указ. соч. Т. 1. С. 649—650]. И в этом ответе весь легат Арнольд. Ему подстать был граф Симон де Монфор, который “не щадил даже тех, кто выражал желание вернуться в католицизм. Приказав казнить одного такого отступника, Монфор заявил: „Если он лжет, это ему послужит наказанием за обман, а если говорит правду, то он искупит этой казнью свой прежний грех“” [Григулевич. Указ. соч. С. 83]. Но ещё страшнее был третий глава этой карательной экспедиции, испанский монах Доминик де Гусман, родившийся в знатной кастильской семье, который однажды после поездки во Францию, увидев пренебрежение с которым там относятся к папе, решил бороться с любыми врагами римского престола. Это был необычный человек. С одной стороны “это был тип бездушного фанатика, готовый на любое преступление во имя торжества „святого дела“” [Григулевич. Указ. соч. С. 88]. Так “молясь, он нередко бичевал себя железной цепью, которую носил на ногах. Он не расставался с грубой власяницей, пестрящей заплатами. С другой стороны он был лицемерен в своём аскетизме и не удерживался от того, чтобы подкрепить его, прибегая к некоторым слишком человеческим, мало подобающим святому, хитростям и уловкам. Например, подходя к харчевне или постоялому двору, где он намеревался провести ночь, он сперва делал остановку у ближайшего источника или родника и вдоволь утолял жажду, в то время когда никто не видел. Оказавшись в заведении, он укреплял в глазах постояльцев свою репутацию человека, ведущего строгий и аскетичный образ жизни, почти не прикасаясь к воде” [Бейджент М. Ли Р. Инквизиция. М.: ЭКСМО, 2003. С. 31]. В отличии от многих современных ему поборников папства Доминик понимал, что укрепить святой престол только с помощью грубой силы не удастся. Нужна особая организация, особый монашеский орден, который будет своего рода тайной полицией и члены которого будут обладать высоким образованием, эрудицией, слывя при этом аскетами, интересующимися только якобы спасением людей. Эти планы Доминика деятельно поддержал Иннокентий III, так же чувствовавший нужду в организации, которая будет бороться с ересью не тогда когда она принимает открытый характер, как в Лангедоке, а душить её, когда она ещё даже не оформилась в чёткое учение. Но пока нужно уничтожить еретиков южной Франции, и в этом деле помощь преданного и готового на все Доминика крайне необходима. Зверства, устроенные в Лангедоке этими защитниками истины не поддаются описанию. Вот, что сделали они, захватив Бецирс. “Началась ужасная бойня, мужчины, женщины, дети, духовенство и священство убивались под зловещий звон колоколов, исполняющих мелодию заупокойной песни до тех пор, пока не был закончен труд истребления. Толпы испуганных женщин и детей бежали в помещение церквей в тщетной надежде найти спасение в святом месте. Убийцы настигали их и там, ни одна душа не осталась в живых. Через несколько часов из многочисленного населения города не уцелело ни одной единственной души. Груды тел громоздились на улицах и площадях, загромождая движение. Сведения о числе убитых колебались между двадцатью и ста тысячами” [Миллер. Указ. соч. Т. 1. С. 650]. Вскоре был взят город Лафур, в котором также “началось всеобщее истребление. Мужчины, женщины и дети буквально были изрублены на куски. Лишь небольшая часть гарнизона и некоторые выдающиеся личности избежали истребления мечом этими осатаневшими убийцами, чтобы быть подвергнутыми более изощренным пыткам. Четыреста жителей города под ликование солдат были сожжены на огромном костре. На фоне этой кровавой сцены стояли монахи и легаты и пели: „Приди, дух святой!“” [Там же. С. 660]. Какое страшное и циничное богохульство, ставшее символом будущего ордена доминиканцев — монахов инквизиторов. Но в чём же был грех этих несчастных людей, которых пытали и сжигали монахи и рыцари. “Ничего плохого о них невозможно было сказать. Их единственный грех состоял в том, что они во всех делах веры и богослужения основывались на Священном Писании и только единственно на нём. Они отвергали всю систему религий, основывающихс я на преданиях, как это практиковалось в римской церкви. В жизни и учении они являлись истинными свидетелями Христа и простоты Евангелия, но были противниками богатства, власти и идолопоклонства господствующей церкви” [Миллер. Указ. соч. Т. 1. С. 641]. Эти добрые христиане не желали принимать языческих учений папства и склоняться перед папой, терзавшего их близких и порочащего имя Бога. Среди этих стойких борцов за истину были и жители города Ла Минерва. “Несчастные жители города Ла Минерва решили лучше умереть, нежели подчиниться требованиям папы. Пока их враги советовались о них и решали их участь, они собрались на молитву. Аббат застал в одном из домов множество женщин-христианок, которые спокойно стояли на коленях в ожидании своих убийц. В тихом самоотречении они приготовились умереть, так как знали, что от монахов нельзя ожидать ни малейшей снисходительности. Тот же самый монах в другом доме застал внушительное число мужчин, собравшихся также на молитву. Когда монах потребовал, чтобы они возвратились в объятия спасительной церкви, то все собрание единодушно отвергло его предложение, даже не дав ему продолжать далее: „Мы ничего не хотим знать о вашей вере! — воскликнули они. — Мы отреклись от римской церкви и ни страдания, ни мучения, ни сама смерть не в состоянии нас заставить отречься от однажды преданной нам истинной веры! Не утруждай себя более!“ Был приглашен Монфор, чтобы сломить их твердую настойчивость. „Обратитесь в католическую веру, — призывал он, — или я превращу вас в пепел!“ Альбигойцы прекрасно знали, что за этими словами графа стоит ужасная действительность, однако ни один из них ни на одно мгновение не поколебался. Твердо и определенно они ответили: „Мы отвергаем владычество папы и авторитет священства, мы не признаем никого главой, кроме Христа, и никакого авторитета, кроме Его Слова!“ Монфор повелел развести огромнейший костер. Монахи и солдаты притащили огромные связки сухого хвороста и вскоре был выложен штабель огромного костра, способного поглотить в море пламени за один раз всех истинных исповедателей христианства числом сто сорок человек” [Миллер. Указ. соч. Т. 1. С. 659]. Палачи признавали не только стойкость их веры, но и чистоту этой веры. “Все страницы мы смогли бы заполнить выдержками из записей их заклятейших врагов, которые, сами того не желая, свидетельствуют о чистоте их веры, их нравственности, о простоте их жизненного уклада. Приведем две-три выдержки из сочинений самых известных историков того времени. „Они отвергали, — повествует нам Бароний, — не только крещение детей, но даже и то, что при торжественном заклинании священника хлеб и вино превращаются в Тело и Кровь Господа, далее, что неверные священники имеют какое-либо право облекаться в церковное служение или же получать первые плоды и собирать десятины, и, наконец, тайную исповедь объявляли ненужной. Эти жалкие люди утверждали, что все это они нашли в Евангелии и посланиях, что они решительно не желают принимать ничего того, что не исходило бы из этих источников. Таким образом, они решительно отвергли все истолкования докторов, хотя сами они абсолютно безграмотны“. Рене, инквизитор и гонитель альбигойцев, сообщает: „Они — злейшие враги римской церкви, ибо являют собой блистательный вид благочестия и ведут перед людьми праведный образ жизни, имеют во всех делах здравую веру в Бога и твердо исполняют все пункты веры. Между тем они ненавидят и поносят римскую церковь и ее духовенство, народ же охотно верит их утверждениям“. Святой Бернар, который жил среди них и досконально знал их, должен был признать, хотя он считал своим долгом бороться против всех врагов Рима и папства: „Если ты спросишь об их вере, то ничего, кроме христианского, не найдешь, если будешь исследовать их хождение, то ничего предосудительного не увидишь, ибо свое учение они утверждают своим хождением. Можно видеть, как эти люди в доказательство своей веры идут в церковь, чтят старейшин, приносят свои дары, исповедуются и принимают вечерю. Что может быть более похожим на христианство? В своей жизни и хождении они никого не обманывают, никого не осуждают, никому не причиняют зла и насилия. Они много постятся, не едят хлеба праздности, но своими руками трудятся, добывая себе пропитание“” [Миллер. Указ. соч. Т. 1. С. 671—672]. Папские подручные “истребили в ходе 20-летней кровопролитной войны в Лангедоке свыше миллиона (!) мирных жителей” [Григулевич. Указ. соч. С. 94]. И вот наконец, когда вся Южная Франция лежала в крови, папа решает закрепить победу и одновременно предупредить дальнейшее распространение ересей, созвав церковный собор в Тулузе (1229 год). Согласно решениям данного собора, еретиком объявлялся всякий, кто не принимал власть римского престола. За выдачу еретика церковь обещала платить доносчику по 4 серебряных марки. Дом еретика должен был быть сожжен, а сам он уничтожен. Однако, самое вопиющее в решениях собора было ни в этом. Оно состояло в том, что отныне “запрещалось светским лицам чтение Священного Писания на народном языке” [Льоренте. Указ. соч. Т. 1. С. 89]. Запрещалось не только чтение Библии на национальном (французском, итальянском) языках, но и на латинском, и даже просто иметь в доме Библию. Чтение и обладание Библии “становилось прерогативой исключительно духовенства. Этот запрет церковь не замедлила распространить на верующих и других стран” [Григулевич. Указ. соч. С. 94]. Папство и инквизиция продемонстрировали, что главным их врагом является Слово Божье, которое разоблачает их нехристианские догматы, в результате чего люди отходят от них. “Чтобы отнять у народа Слово Божие, собрание в Тулузе издало следующий канон: „Мы запрещаем мирянам читать книги Старого и Нового Заветов, за исключением псалтыря, если они, возможно, захотели бы приобрести их, они смогут читать требник и часовник (сборники молитв — прим. А.О.) благословенной чистой Девы Марии, но читать мирянам другие части Библии на их родном языке мы запрещаем“. Папское изложение этого канона и оправдание его строгости показывают нам, каким способом пользовалось духовенство тех дней Священным Писанием и как применяло его на деле. „Если скот, — говорил папа, — прикоснётся к горе, то он должен был быть побит камнями“. В его глазах народ был подобен скоту, а Слово Божие — горе Синай, которой ни один зверь не должен был касаться, чтобы остаться живым… Целью вышеупомянутого канона было удержать народ в полном незнании помыслов Божиих относительно духовных вопросов, чтобы таким образом превратить власть духовенства, вернее сказать, власть сатаны, князя тьмы, в неограниченную и неоспоримую” [Миллер. Указ. соч. Т. 1. С. 674—675]. На том же соборе было решено создать постоянно действующую организацию — инквизицию для борьбы с еретиками. Французский инквизитор XIV века Бернар Ги говоря о задачах инквизиции писал: “Задача инквизиции — истребление ереси; ересь не может быть уничтожена, если не будут уничтожены еретики; еретики не могут быть уничтожены, если не будут истреблены вместе с ними их укрыватели, сочувствующие и защитники” [Guidonis B. OFP. Practica Inquisitionis heretice pravitatis. Paris, 1886, p. 217]. “Инквизиция угрожала беспощадной расправой всем недовольным существующим порядком, любому осмелившемуся критиковать распущенность, продажность и алчность духовенства, всякому, кто высказывал сомнение по поводу истинности церковных догм” [Григулевич. Указ. соч. С. 99]. “Верховным главой инквизиции являлся папа римский. Именно ему — наместнику Бога на земле — служила и подчинялась эта машина, созданная церковью и существовавшая с её благословения” [Григулевич. Указ. соч. С. 102]. Инквизиторы зависели непосредственно от папства [Shannon A.C. The Popes and Heresy in the thirteenth century. Villanova, Penn, 1949. p. 30]. Обращаясь к инквизитору, папа римский называл его — “сын мой” [Григулевич. Указ. соч. С. 106]. Во всех городах Европы устраивались либо постоянно действующие инквизиторские трибуналы либо инквизиторы появлялись наездом, совершая пасторский объезд вверенных территорий. Давайте мысленно перенесёмся в то далекое время, в один из средневековых городов Европы, чтобы явственно прочувствовать атмосферу Фиатирского периода истории церкви, протекавшего под зловещей тенью папского господства. И вот пред нами городские ворота, в которые въезжает инквизиторский кортеж. “Во времена первой инквизиции в городах, где не было постоянного трибунала, инквизиторы появлялись наездом. Сейчас по приезде они приглашали к себе коменданта и присягой обязывали его исполнять все их решения, иначе не только ему, но и всему городу грозило отлучение. В ближайший праздничный день инквизитор отправлялся в церковь и объявлял с кафедры о возложенной на него миссии. Он приглашал при этом виновных в ереси явиться к нему без понуждения в надежде легкого церковного наказания. Затем на месяц давалась отсрочка на размышление, так называемая „отсрочка милосердия“. Физиономия города сразу менялась. Граждане от мала до велика по первому звону спешили на богослужение. Общение со знакомыми ограничивалось самым тесным кругом. Все боялись друг друга, родители — детей, дети — родителей, хозяева — слуг. Беседы велись на благочестивые темы. На каждом шагу слышались религиозные сентенции: да сохранит вас Бог, идите с миром, да поможет вам святая Дева. Между тем помещение инквизиции начинали осаждать разные темные личности. Давнишние счеты с соседом, затаенное недовольство и злоба — все это сказывалось теперь в приемной инквизитора. Там с охотой выслушивали доносчиков и вносили их вести в особую кни гу. Кроме этих услуг добровольцев инквизиции служили еще циркулировавшие по городу слухи, наконец, заранее заготовленное, предвзятое обвинение, и все дело состояло лишь в накоплении судебного материала под благовидным названием доказательств. К тому же многие спешили навстречу желаниям инквизиторов, потому что недонесение издавна считалось преступлением не менее тяжким, чем сама ересь. Наконец „отсрочка милосердия“ истекала. Если обвиняемый не являлся сам, по собственному желанию, то инквизиторы начинали расследование. Прежде всего призывался доносчик. Ему предлагали способы открыть истину — обвинение и простое показание. Обвинение могло не подтвердиться и обрушиться на самого обвинителя, поэтому выбиралось второе. Оставалось назвать свидетелей. Если эти свидетели подтверждали обвинение, инквизитор приказывал арестовать обвиняемого. Не знакомя его с делом, его запирали в темницу. Имущество его описывалось впредь до разрешения дела, и сам он до того же момента как будто умирал для мира” [Барро М. Торквемада. В сер. ЖЗЛ. М.: Республика, 1995. С. 287]. При этом “принимались показания и малолетних детей, которые тоже в свою очередь могли быть обвинены в ереси. К ответственности могли привлечь беременную женщину, глубокую старуху, подвергать их пыткам, так же, как и детей” [Григулевич. Указ. соч. С. 112]. “Легко себе представить какой ужас охватывал город, когда в нем неожиданно появлялся инквизитор и выпускал своё обращение. Никто не мог знать, какие толки ходили о нём; никто не мог знать, к чему прибегнут личная вражда и фанатизм, чтобы скомпрометировать его перед инквизитором. И католики и еретики имели равное основание волноваться. Человек… уже не имел более ни минуты покоя при мысли, что слово, сказанное им мимоходом, могло быть передано инквизиции во всякое время его близкими и его самыми дорогими друзьями; под влиянием этой мысли он уступал перед чувством страха и выдавал другого из боязни быть выданным самому. [Папа] Григорий IX с гордостью вспоминал, что в подобных случаях родители выдавали своих детей, дети — своих родителей, мужья — жен, жены — мужей” [Ли Г.Ч. История инквизиции в средние века. Т. 1. С. 236]. Доносы инквизиции поставляли “лжесвидетели — тайные осведомители на службе инквизиции, всякого рода уголовники — убийцы, воры и т.п. Элементы, показания которых не мели силы в светских судах даже средневекового города” [Григулевич. Указ. соч. С. 115]. Но инквизиция широко пользовалась ими. “В тишине ночи вдруг раздавался стук в дверь, грозно потрясающий весь дом. Хозяин испуганно просыпался и, отворив дверь, видел перед собой темные фигуры, которые именем „святого правосудия“ требовали, чтобы он тотчас последовал за ними. Со слезами и воплем окружали жена и дети своего любимого мужа и отца, ибо они знали, что означает этот приказ. Они предчувствовали, что в последний раз обнимают дорогого им человека, что прощание навеки! Однако они не осмеивались оказать ни малейшего сопротивления властному приказу „праведных судей“… Все, будь он правитель или последний раб, были подвластны „святому правосудию“… Никакое положение, никакой возраст, никакой род не могли защитить никого от пронизывающих взоров священников, не имеющих ни жалости, ни сострадания” [Миллер. Указ. соч. Т. 1. С. 679]. Как походят эти страшные сцены ночных арестов неповинных людей на сталинские времена с „черным вороном“ и аресты в фашистской Германии. Но в отличии от них, здесь совершали аресты люди именующие себя христианами, но которые своими действиями показывали, что служили дьяволу. Обвинённого доносчиками помещали в инквизиторскую тюрьму. “Темницы инквизиции были мрачны и серы. Небольшие камеры, в 5 шагов длины и 4 ширины, наполовину были заняты нарами с грязной, сгнившей соломой вместо постелей. Небольшое окошко чуть освещало это царство страданий. В нём помещалось до 6 и более узников, так что многие спали на полу… Первое время мужчины не отделялись от женщин. Жалобы не допускались. Если узники подымали шум или спор, их выгоняли в коридор, и раздев, бичевали, не разбирая ни пола, ни возраста. Все виды насилия, как вороны над добычей, носились над головами этих несчастных. Женщины и девушки насиловались или соблазнялись, конечно, коварно, путём позора купить оправдание. Под тем же предлогом у богатых выманивали деньги” [Барро. Указ. соч. С. 289]. Но ни позор, ни деньги не спасали этих несчастных, которые считались только подозреваемыми, но обращались с ними, как мы видим, как с уже осужденными. И действительно они были уже обречены, попав в лапы святых отцов. После опроса так называемых свидетелей (каких мы видели) арестованного уговаривали сознаться в своих преступлениях. Если он отвечал отказом, то “его быстро раздевали и с выражением печали, чтобы сильнее потрясти его испугом, затем раскладывали перед ним орудия допроса и ещё раз убеждали сознаться. Это было так называемое „кроткое увещевание и отеческое побуждение“” [Барро. Указ. соч. С. 290]. Если человек упорствовал, то к нему применяли пытки. “Изначально обвиняемый мог подвергаться пытке только однажды и не долее тридцати минут. Инквизиторы вскоре начали обходить это ограничение, заявляя, что, по существу, было только одно применение пытки и что каждый последующий тридцатиминутный сеанс являлся всего лишь продолжением первого. Либо подозреваемого могли пытать, чтобы получить ответ на один-единственный вопрос, а ответы на второй и третий вопрос оправдывали дополнительные сеансы пытки… На практике обвиняемого пытали до тех пор, пока он не изъявлял готовность сознаться” [Бейджент Ли. Указ. соч. С. 51—52] или не умирал. Католические монахи-доминиканцы, эти святые отцы, разработали целую систему пыток, которую собственноручно применяли к своим жертвам. Мы останавливаемся на этих страшных подробностях для того, чтобы могли лучше представить сегодня сущность папства, руководившего этой адской организацией, которая в отличии от Гулагов и концлагерей до сих пор так и не ответила перед судом человечества. Но Бог видит все и настанет день, когда с этих зверей, облаченных в тиары и рясы будет спрошено Самим Богом. Инквизиторы любили пытку огнём, при которой “Ноги несчастного заколачивали в колодку и, смазав подошвы маслом, поворачивали их к огню. Кожа трескалась от жара, кости обнажались при страшных криках мученика. Широко применялась и пытка водой, когда человека клали на стол в форме корыта, покрытого гвоздями, связывали его верёвками так, что они врезались в тело, затем, накрыв ему рот и нос мокрой тряпкой, медленно лили на нее воду. Непрерывная струя воды не давала жертве возможности перевести дыхание, она захлебывалась, кровь выступала у неё из носа и рта” [Барро. Указ. соч. С. 292]. При этих зверствах папские подручные, а часто и сами папы, которые собственноручно участвовали в пытках [Таксиль Л. Священный вертеп. К.: Политиздат, 1985. С. 238] “утверждали что они действуют в интересах обвиняемых, в интересах спасения их душ. Именно исходя из этих благочестивых побуждений, они-де были вынуждены карать еретиков решительно, безжалостно, беспощадно. Но эти кары — не зло, а „спасительное лекарство“, елей на душевные язвы — еретические воззрения обвиняемых. Инквизиция, утверждали богословы, не мстила, а спасала;… врачевала души заблудших овечек церкви” [Григулевич. Указ. соч. С. 129]. Наконец жертву (а инквизиция не оправдывала никогда [Григулевич. Указ. соч. С. 132]) приговаривали к тому или иному наказанию, наиболее распространенным из которых был костёр. При этом вместе с жертвой подвергались наказанию и все ее близкие, вплоть до третьего поколения. Дети лишались прав как на имущество отца, так и вообще гражданских прав. Они были обречены на нищенство и смерть [Le Manuel des Inquisiteurs, a l’usage des Inquisitions d Espagne et de Portugale. Lisbonne. MDCCLXII, p. 36]. Сожжение на костре еретиков обставлялось в городе, как великий праздник. За месяц до его проведения приходские священники оповещали верующих о предстоящем аутодафе, приглашая участвовать в нём и обещая за это индульгенции на 40 дней. Город украшался флагами, гирляндами цветов. “С зарей тюрьма инквизиции уже гудела точно улей. Заключенных, понятия не имевших об уготовленной им участи, о степени наказания, к которому они присуждены, ибо только на аутодафе они узнавали об этом, стража готовила к предстоящему торжеству, а вернее, экзекуции. Их стригли, брили, одевали в чистое белье, кормили обильным завтраком, иногда для храбрости давали стакан вина. Затем набрасывали им на шею петлю из веревки и в связанные руки вкладывали зеленую свечу. В таком виде осужденных выводили на улицу, где их ожидали стражники и „родственники“ инквизиторов. Особо злостных еретиков сажали задом наперед на ослов, привязывая к животным. Заключенных вели к кафедральному собору, где образовывалась процессия. В ней участвовали те же, что и накануне, теперь они несли штандарты приходов, затянутые в знак траура черной материей. Фискалы несли санбенито и куклы, вернее манекены, изображавшие умерших, сбежавших или непойманных еретиков, осужденных на костер. Процессия, участники которой пели траурные церковные гимны, медленно направлялась к площади, где должно было состояться аутодафе. Монахи и „родственники“, сопровождавшие заключенных, громко призывали их покаяться и примириться с церковью. Горожане наблюдали за процессией из окон домов или с мостовой. Следуя указаниям церковников, многие из них осыпали заключенных бранью. Однако запрещалось бросать в еретиков какие-либо предметы, так как практика показывала, что от такого метания могли пострадать не только жертвы инквизиции, но и сопровождавшие их солдаты из „милиции Христа“. Тем временем на месте аутодафе собирались светские и духовные власти и гости, занимавшие места на отведенных им трибунах, а также горожане, заполнявшие площадь. Любителей поглазеть на аутодафе всегда оказывалось предостаточно. С прибытием процессии заключенных усаживали на скамьях позора, установленных на помосте, несколько ниже почетных трибун. Вслед за тем начиналась траурная месса, за ней следовала грозная проповедь инквизитора, которая кончалась оглашением приговоров. Приговоры зачитывались по-латыни, заключенные с трудом улавливали их смысл, были они длиннющими, начинались цитатами из Библии и произведений отцов церкви, читались медленно. Если осужденных было много, то на оглашение приговоров уходило несколько часов. Аутодафе венчалось экзекуциями: одних осужденных облекали в санбенито и шутовские колпаки, других стегали плетьми, третьих стражники и монахи волокли на „жаровню“. „Жаровня“ располагалась на соседней площади, куда вслед за смертниками переходили церковные и светские нотабли и рядовые горожане. Здесь накануне сооружался эшафот со столбом в центре, к которому привязывали осужденного; завозились дрова и хворост, которыми обкладывался эшафот. Сопровождавшие смертников монахи и „родственники“ пытались в эту последнюю минуту вырвать у своих жертв отречение. О желании раскаяться осужденный мог дать знать только знаком, так как, опасаясь, что он будет агитировать перед народом в пользу ереси, его часто вели на казнь с кляпом во рту. Когда зажигался костер, особо уважаемым прихожанам предоставлялось почетное право подбрасывать в огонь хворост, чем они приумножали перед церковью свои добродетели. Хотя палачи пытались так устроить костер, чтобы он пожрал осужденного, не оставив и следа от него, эта цель не всегда достигалась. В таких случаях обуглившиеся останки рвались палачами на мелкие части, кости дробились, и это ужасное месиво повторно предавалось огню. Затем тщательно собирался пепел и выбрасывался в реку. Подобной процедурой инквизиторы пытались лишить еретиков возможности заручиться останками своих мучеников и поклоняться им. Если осужденный на костер умирал до казни, то сжигали его труп. Сожжению подвергались и останки тех, кто был посмертно осужден. В испанской и португальской инквизиции было принято сжигать на костре куклы, изображавшие осужденных (казнь in efigie). Такой символической казни подвергались осужденные на пожизненное заключение, а также бежавшие из тюрем или от преследований инквизиции ее жертвы. Костер использовался инквизицией и для другой цели — уничтожения сочинений вероотступников, иноверцев и неугодных церкви писателей. Считала ли инквизиция себя безгрешной, не способной осудить невиновного, бросить в костер ни в чем не повинного человека? Вовсе нет. Но „если невиновный несправедливо осужден, он не должен жаловаться на решение церкви, которая выносила свой приговор, опираясь на достаточные доказательства, и которая не может заглядывать в сердца, и если лжесвидетели способствовали его осуждению, то он обязан принять приговор со смирением и возрадоваться тому, что ему выпала возможность умереть за правду“” [Григулевич. Указ. соч. С. 142—145]. Сколько миллионов несчастных поглотила эта страшная папская машина. Эти цифры в разных подсчётах доходят до 50 миллионов. В течении 1260 лет инквизиторские костры полыхали в мире. Кстати сам институт инквизиции официально переименованный только в 1966 году (!!!) существует и сегодня (!). Но о его современной работе мы узнаем ниже в главе “Крестовый поход 2004 года” данной книги, а пока обратимся к другому детищу папства — Средневековым Крестовым походам.

Крестовые походы.

Время с 1098 по 1270 годы вошло в историю под именем: Эпоха Крестовых походов. Крестовые походы представляли собой военные экспедиции союзных войск европейских христианских держав в Палестину с целью отвоевания у мусульман Святой Земли, т.е. той земли где жил и проповедовал Христос. Восемь крестовых походов потрясли тогдашний мир. Инициатором и светочем этих массовых военных акций, в ходе которых погибли сотни тысяч не только мусульман, но и христиан, был папа римский. Что же заставило римского первосвященника инициировать походы войск христианских государей Европы в далёкую Палестину, обрекая подавляющее их большинство на гибель. Можно выделить несколько таких причин:

1). Фактический захват земель феодалов, отправившихся в поход. “К крестовому походу папу толкал и материальный расчет. Крестоносцы, владевшие землей, отдавали церкви вплоть до „благополучного возвращения из Иерусалима“ „осиротевшие земельные участки“, и эта „временная отдача“ приняла тем более широкий размах, что уходившие в поход в противном случае рисковали увидеть свои участки в руках крупных землевладельцев, оставшихся в Европе. Отдать церкви — означало при таких обстоятельствах защитить „осиротелую“ землю от рук соперника с надеждой получить её обратно при возвращении из крестового похода. Таким образом, церковь за годы крестовых походов накопила колоссальные земельные богатства, которые фактически остались в ее руках, так как крестоносцы редко возвращались благополучно обратно. Мало того, даже возвращавшиеся далеко не всегда могли вступить во владение своими участками, так как за время их отсутствия эти участки в качестве выморочных перешли во владение церкви” [Лозинский С.Г. История папства. М.: Политиздат, 1986. С. 108].

2). Избавление от опасных врагов в лице могущественных государей Европы. Крестовые походы были весьма кровопролитны, приводя к гибели не только лучший цвет дворянства, но и порой самих королей (среди них был, кстати, германский император Фридрих Барбаросса, в честь имени которого Гитлер назвал план нападения на СССР), большинство из которых было очень недовольно папским вмешательством в их внутренние дела и поэтому всегда стремившихся ослабить его. С обескровливанием же их государств, лучшие воины которых гибли в Палестине, а порой и они сами, попытки ослабить папский трон оставались безрезультатными [Григулевич. Указ. соч. С. 72].

3). Главенство над европейскими государями. Являясь инициатором и организатором крестовых походов, папа римский автоматически становился главой европейских монархов, действия войск которых он координировал при подготовке крестовых походов.

4). Поддержка культа святых, реликвий и паломничества. Мы помним, что папство, как религиозная система, в значительной степени базировалось на культе святых, вере в чудодейственность различных реликвий и мощей, а также, паломничестве. Завоевание же святых мест было прекрасной рекламой, подстегивающей все эти культы и традиции.

5). Обогащение. Значительнейшая часть награбленных на Востоке сокровищ отходила в папскую казну.

6). Поддержка суеверий и фанатизма. Папство прекрасно знало, что легче управлять темным, суеверно настроенным фанатичным народом, который мало о чём думает, не рассуждает, а представляет собой лишь тёмную серую массу, жаждущую крови, наживы и чудес. Жажду крови утоляла святая инквизиция, устраивая массовые “шоу” — аутодафе, а наживу и чудеса (рассказы о якобы великих исцелениях в святых местах) — крестовые походы.

7). Нужда в ореоле освободителя — “святом нимбе”. Выступая за организацию проведения крестовых походов, папа мотивировал её необходимость освобождением святых для каждого верующего мест, а также христиан, страдающих, якобы, под мусульманским игом. Папа римский выступал в роли, как мы бы сегодня сказали, борца за права и свободы человека, которые попирают другие люди, а этот образ всегда был очень популярным в народе. Как видим, все причины весьма расчётливые и хорошо продуманные, и уж тем более далёкие от духовности. Подлинное лицо крестовых походов было явлено в 1204 году, когда крестоносцы, вместо того чтобы идти освобождать от мусульман святую землю, захватили и варварски разграбили столицу христианской Византии — Константинополь.

Индульгенции.

Начиная с XII века папство изобретает и вводит в оборот особые грамоты — индульгенции. “Было провозглашено учение о том, что папа может по своему желанию разрешать то, что запрещено каноническими законами, а с соответственной мотивировкой ему предоставляется право разрешать и то, что запрещают „божеские“ законы. Таким образом, можно было получить разрешение на совершение любого греха или преступления, нужно было только внести определенную сумму в папскую казну. Эта искупительная сумма освобождала преступника от покаяния, ибо папа, согласно этой теории, очищает не только от наказания (poena), но и от вины (culpa). Исходя из этого учения, папа Климент VI (1342—1352) издал буллу, в которой „предписал“ ангелам рая переправить немедленно освобожденных им преступников из ада в рай: в аду должны были оставаться лишь те, которые не внесли „святой лепты“ в папскую кассу. Лишь богатые, как позже утверждалось в папской „Таксе“ отпущения грехов, могут стать чистыми и невинными голубями; бедняки лишены этой возможности, ибо они не обладают необходимыми средствами для своего искупления. Такое искупление грехов давалось на основании особого разрешения — папской индульгенции. Схоластика разработала целое учение об индульгенциях. Изображая индульгенцию как милость церкви к грешнику, авторы этого учения в то же время подчеркивали, что эта „милость“ не может предоставляться безвозмездно. Индульгенция должна была давать богу следуемое ему удовлетворение (satisfacito) за совершенный грех за счет „добрых дел“, которые накопились в большом числе в папской сокровищнице благодаря Христу, апостолам и святым. Из этой сокровищницы папа и мог черпать „добрые дела“, очищая и освобождая человека от грехов. Индульгенция „очищала“ не только уже совершенные преступления, но и задуманные. По существу, индульгенция была торговлей преступлениями, и папские агенты, распространяя по всему „христианскому миру“ индульгенции и зазывая в свою лавочку покупателей, тем самым фактически поощряли всякие преступления. „Если кто убьет отца, мать, брата, сестру, жену или вообще родственника, он очистится от греха и преступления, если уплатит 6 гроссов“. „Если один человек участвует в нескольких убийствах в одно и то же время и по одному и тому же случаю, он может очиститься от вины, если уплатит 30 турских ливров“. „Кто убил свою жену с целью жениться на другой, может получить отпущение, уплатив 8 турских ливров и два дуката“. Отпущение кровосмешения предоставлялось за 4 турских ливра. Содомский грех и скотоложство оценивалось в 36 турских ливров. Отпущение всякого рода грехов, „совершенных клириками с монахинями, в монастыре или вне его, с родственницами, свойственницами, духовной дочерью или какой-либо другой женщиной“, оплачивалось согласно таксе. Индульгенция, выдаваемая на три года, стоила 20 карлинов, на 5 лет — 40, на 6 лет — 50 и т.д. Индульгенции изготовлялись в массовом количестве; они были стандартны и безымянны и продавались оптом. Большими пачками, корзинами и сундуками рассылались они почти по всей Европе и зачастую отдавались на откуп светским хищникам и эксплуататорам. Одновременно с безымянными, предъявительскими индульгенциями, папская курия изготовляла специальные, индивидуальные, именные. То были индульгенции для привилегированных, для духовенства и знати. Эти индульгенции составлялись особыми специалистами, писались высоким стилем, каллиграфически, проверялись чинами всяких рангов, редактировались церковным начальством. С целью шире организовать это выгодное для папства дело, папская канцелярия разработала целый каталог преступлений и прейскурант отпущений за них. Результатом этой огромной работы явилась „Такса святой апостольской канцелярии“, памятник гнуснейшего обмана, хищничества, преступности одних, безумия, темноты и фанатизма других. Этот официальный документ, называвшийся коротко „Такса“, не дает возможности папству отпереться от своих злодеяний. Мало того, переусердствовавшие друзья католицизма постарались разрекламировать этот документ по всему миру. Так, в XV томе известного трактата „Океан права“, вышедшего в Венеции в 1583 г. под редакцией Цилеттуса, полностью помещена эта „Такса“ и написано специальное посвящение к ней, адресованное папе Григорию XIII, который был чрезвычайно тронут этим посвящением и высоко оценил работу Цилеттуса” [Лозинский. Указ. соч. С. 138—140]. История нам сохранила примеры вопиющих по своему смыслу индульгенций, в которых за деньги прощались любые будущие грехи. “Монахиня, неоднократно грешившая в своём монастыре, а также за пределами его и пожелавшая стать аббатисой, уплачивает штраф в размере 131 ливра 15 су… Священник желающий получить разрешение на сожительство с родственницей, уплачивает 76 ливров 1 су… Женщина, желающая приобрести отпущение и в то же время продолжать греховные сношения, уплачивает 87 ливров 3 су” [Таксиль. Указ. соч. С. 222]. Эта гнуснейшая торговля подрывала в людях веру в Бога любви и милосердия, и веру в Бога вообще. Ибо как можно верить Богу, церковь Которого торгует такими вещами.

При папском дворе.

Исследуя историю римских императоров, мы видели, какая страшная аморальность царила при их дворах. Но это был детский лепет по сравнению с тем, что творилось при папском дворе. “По признанию историков церкви, многие римские епископы были симонистами, убийцами, отравителями, чудовищами разврата, кровосмесителями, очень много было богохульников, еретиков, неверующих… Мы видим, что папа Либерий объявил себя арианином и подписал осуждение великого святого Афанасия… Бонифаций VIII обманывает ночными видениями и мнимыми божественными предостережениями своего глупого предшественника, Целестина, которого он старался таким образом побудить уступить ему место. Мы видим, что Лев X открыто смеется „над этой прекрасной сказкой о Христе“, которая принесла столько денег римской церкви… Достаточно сказать, что добродетель была до такой степени несовместима с папством, что Пий V сам говорил, что он начал отчаиваться в своём спасении, с тех пор как стал папой” [Гольбах. Указ. соч. С. 207, 208]. “Летописцы подробно рассказывают, как Октавиан (или Иоанн XII) превратил Латеранский дворец в публичный дом, как прятались от него добродетельные женщины, сколько он имел замужних любовниц, какие он устраивал оргии, как он пил за здоровье сатаны, во славу Венеры, как он в конюшне рукоположил своего любимца в епископский сан, сколько им было продано священнических должностей и т.д.” [Лозинский. Указ. соч. С. 83]. Целый промежуток папской истории X века называется “порнократией” или “правлением шлюх” [Гергей. Указ. соч. С. 81], когда власть захватило семейство одного из папских казначеев, благодаря своим красивейшим женщинам Теодоре и её двум дочерям Марозии и Теодоре Младшей. “Эти богатые и влиятельные жаждущие власти… женщины сажали на папский престол своих друзей, любовников, родственников. Не понравившихся им пап они без всяких проволочек свергали, убирали с дороги” [Гергей. Указ. соч. С. 81]. Папа Сергий III открыто жил с Марозией, которая родила от него сына, ставшего в ранней юности папой Иоанном XI. “О сожительстве Сергия с Марозией говорит не только летописец Лиутпранд, но и официальное жизнеописание пап „Liber pontificalis“ [Лозинский. Указ. соч. С. 81]. Со своим сыном папой Иоанном XI Мароция имела кровосмесительную связь [Таксиль. Указ. соч. С. 65] от которого имела сына!, которого также возвела на папский трон под именем Иоанна XII. “Иоанн XII, сын своего брата по матери, был изнасилован этой гнусной женщиной ещё задолго до того, как он достиг половой зрелости. Он втянулся в разврат, и Мароция вскоре обрела пылкого любовника” [Таксиль. Указ. соч. С. 66]. Древняя хроника пишет: “Обитель первосвященника стала местом разврата, приютом публичных женщин!… Римские женщины, как и чужестранки боятся входить в храм святых апостолов, ибо даже на ступенях алтаря это чудовище [папа] находит себе жертвы среди жен, вдов и девушек” [Цит. по Таксиль. Указ. соч. С. 67]. “В течение шести лет понтификата Пия V он занимался только казнями и пытками. Вид крови ему был также необходим, как простому смертному воздух. Среди многих историй, свидетельствующих о беспримерной жестокости этого чудовища, особенно выделяется горестный рассказ одного историка конца XV — начала XVI века. Молодую женщину редкой красоты фискалы инквизиции обвинили в том, что она содействовала побегу одной из своих сестер, примкнувшей к кальвинистам. Когда несчастную арестовали, она была на последнем месяце беременности. Ее бросили в страшное каменное подземелье, где она преждевременно родила. Несчастная мать, позабыв о страхе и своих страданиях, думала только о ребенке, которого она произвела на свет. Всю ночь она не спускала его с рук. На утро Пий V приказал привести ее в трибунал, хотя несчастная еле держалась на ногах. Зверь не сжалился над ней. Тщетно молодая женщина валялась у него в ногах и клялась, что о намерениях своей сестры ей стало известно только после оглашения приговора. Ни клятвы, ни слезы, не мольбы не тронули каменного сердца. „Исполняйте свой долг!“ — приказал он палачам-монахам. Трое доминиканцев тотчас набросились на молодую женщину, раздели донага и привязали к дыбе. Руки и ноги кольцами прикрепили к стене, так, что железо врезалось в тело почти до кости. Затем начали пытку водой. Но не успели в нее влить восьмую воронку, как у женщины изо рта хлынула кровь, и она потеряла сознание. Папа, воодушевленный зрелищем, приказал привести жертву в сознание и приложить раскаленную медь к самым чувствительным местам, а ноги подвинуть к огню. Несчастная издавала вопли, которые тронули бы тигра — ведь у тигров нет религии. Пытка над молодой и красивой женщиной доставляла садисту удовольствие. Заботясь о том, чтобы жертва не умерла сразу, святой отец распорядился отнести обвиняемую в подвал. Она не подавала никаких признаков жизни, лишь изредка слабо стонала. Но как только перед ней раскрылась тяжелая дверь, она ожила, вспомнив о ребенке. Она попыталась подняться на окровавленных, израненных ногах, но тут же упала. Ей пришлось долго кричать, прежде чем тюремщик вошел к ней. „Дайте ребенка“, — простонала женщина, показав на угол, куда положила тщательно закутанного младенца, перед тем как отправиться на допрос. Тюремщик бросил ребенка на руки матери. Когда она его раскрыла, то убедилась, что младенец мертв: он замерз. Прижав трупик к груди, женщина тут же скончалась. На следующее утро Пий приказал продолжить допрос и, к великому огорчению, узнал, что страдания женщины кончились. В тот же день агенты папы выяснили, что обвиняемую оклеветали. Но папа не наказал клеветников, а похвалил за усердие, хотя и снизошел к жертве, разрешив выдать труп женщины ее семье” [Таксиль. Указ. соч. С. 341—342]. Это лишь очень краткие иллюстрации того что было. Долгие столетия люди терпели эту власть, пока, наконец, не грянула Великая Реформация. Прибив 95 тезисов к двери одной из немецких церквей, монах Мартин Лютер бросил вызов всей папской системе, назвав её оплотом богоотступнических сил, исказивших до неузнаваемости Священное Писание. История Реформации не входит в задачу данной книги. Тех же, кто желает глубже познакомиться с этим великим процессом возвращения народов европейских держав к Богу и Его Слову — Библии, мы отсылаем к прекрасной книге христианской исследовательницы Библии Елене Уайт “Великая борьба”, в которой замечательно сочетается подробное изложение исторических событий с их глубоким духовным анализом. Конец Фиатирского периода приходится на 1798 год, когда генерал Наполеоновской армии сверг и пленил папу Пия VI [Гергей. Указ. соч. С. 286—287]. Тогда всем показалось, что тысячелетней системе папства пришел конец, и ей уже более никогда не возродиться.

II Раздел.

История пророческого периода на Руси.

Пещерные монастыри.

Сегодня на набережных Ялты, Алушты, Евпатории предлагается огромный выбор интереснейших экскурсий: Ливадийский дворец, Никитский ботанический сад, Мраморные пещеры и десятки других. Крым действительно очень богат памятниками истории. Но ряд из них остаётся почти вне внимания экскурсоводов и экскурсантов. И это связано не с тем, что они не достойны внимания, а с тем, что добраться до них можно только пешком, преодолевая тяжелейший подъём в горы, порой, буквально карабкаясь по кручам. Но тех, которые выдержали часовые подъёмы, ждёт незабываемая картина. На самой круче горы, выдолбленные в её скальных проёмах остатки средневековых, так называемых, пещерных, монастырей. Войдя под каменные своды и подойдя к окнам, выбитым в скале древними строителями, открывается незабываемая панорама крымских лесов и гор, раскинувшихся внизу вокруг на сотни километров. Здесь не видно больше никаких человеческих строений, не видно никаких следов цивилизации. Кажется, что время остановилось здесь. Что же заставило древних строить монастыри в столь неприступных безлюдных местах, да и вообще, как они появились на крымской земле? Эта интереснейшая история приводит нас к четвёртому пророческому периоду церкви — периоду Фиатиры, который оставил свои глубочайшие следы в истории нашей земли и народа. В VIII веке практически весь христианский мир раскололся на два противоборствующих лагеря. Причиной этого стало иконоборническое движение, описанное нами выше. Гонения византийских императоров на иконы и иконопочитателей привели к тому, что они были вынуждены искать убежища либо в других странах, либо в отдалённых провинциях Византии. К этому иконопочитателей призывал и Стефан Новый, один из руководителей этого движения. Стефан указывал местности, где почитатели икон могли найти убежище от гонений, а именно: области Евксинского (Черного) моря, епархия Зихии, города Никопсия, Боспор, Херсон и область Готии, далее — южная Италия, нижняя Ликия и острова Средиземного моря [Кулаковский. Указ. соч. С. 150]. Как видим, земли Крыма становятся одними из главных убежищ иконопочитателей. Таврида становится гнездом духовной оппозиции имперскому правительству [Кесмеджи П.А., Кесмеджи Г.П. Княжество Феодоро. Симферополь: Таврида, 1999. С. 9]. Именно к этому периоду и относятся основания пещерных монастырей Крыма [Шавшин. Указ. соч. С. 19; Кулаковский. Указ. соч. С. 151]. Кстати, они имеют поразительное сходство с монастырями Южной Италии и Сицилии, воздвигнутых иконопочитателями в это же время. Вообще пещерножительство, ведущее начало от египетской “Фиваиды” было весьма популярным, символизируя собой бегство от мира, захоронение себя в недрах гор в предвкушении вечной жизни. Поэтому дикие и величественные Крымские горы стали излюбленным местом для бежавших монахов, где они находили как защиту природную и территориальную от императора, так и обстановку, напоминающую им “Фиваиду” [Фадеева Т.М. Тайны горного Крыма. Симферополь: Бизнес-Информ, 1998. С. 40]. Безусловно, никакие гонения, чем бы они не были продиктованы, оправдать нельзя, ибо это насилие над личностью. Но какая всё же была разница между гонениями на христиан в первых веках христианской эры и изгнанием иконопочитателей. Первые стояли за чистоту христианского учения, вторые — за языческие пережитки, введенные в христианство при Константине. Первые христиане не претендовали ни на какую власть или деньги, вторые — защищали институт монастырей, приносящий им неисчислимые богатства и власть, которая ничего не имела общего с бескорыстием апостолов. Первые отстаивали принципы веры, вторые — суеверия. Кстати, даже сами православные учёные вынуждены открыто признать, что: “в среде иконопочитателей случалось проявление „крайностей“, впадание в своего рода „идолопоклонство“. Известны случаи избрания икон в восприемники (!) при Крещении. Бывало, что священные изображения использовались при приготовлении и причащении (!) Святых Тайн” [Сухоребров В.В. Крымский полуостров в иконоборческую эпоху // Православные древности Таврики. К.: Стилос, 2002. С. 76; Гайдуков Н.Е. Путеводитель по пещерным городам Крыма. М.: Альтекс, 1997. С. 7]. Главными пещерными монастырями того времени были Шулдан, Чилтер (в районе совр. села Терновка), Успенский (возле Бахчисарая), Челтер-Коба (у села малое Садовое), Инкерманский и Качи-Кальон (у села Баштановка) и ряд других. Кроме Успенского и Инкерманского, ставшими действующими в течении последних нескольких лет, остальные твердыни иконопочитателей по-прежнему лежат в руинах. Одним из главных пещерных монастырей был Шулдан (в пер. Отдающий эхо), расположенный в Шульской долине, поблизости от современного села Терновка и бывший, вероятно, резиденцией самого епископа [Дорогой тысячелетий. Симферополь: Крым, 1966. С. 78]. Чтобы попасть в монастырь, нужно, не доехав до Терновки (если следовать из Шульской долины), повернуть на север от дороги, где поднимаются поросшие лесом скалы. По склону ведёт зигзагообразная дорога, переходящая в заросшую, но проходимую тропу, которая и выводит к самому монастырю. И уже при подходе к этому средневековому памятнику начинает веять смертью, одним из ярких признаков которой является пересохший источник, снабжавший когда-то водой епископа и оставивший по себе следы в виде отверстия в скале, выточенного водой желобка да выемки в виде чаши. Пройдя совсем немного, мы видим вновь разрушения, вызванные самой природой. Громадный грот, в котором располагалась каменная лестница, ведущая в храм, обвалился и теперь ступени, по которым некогда шли изгнанные из Византии монахи, повисли в воздухе. Осторожно следуя далее вдоль скалы, мы попадаем в лабиринт пещер, частью естественного, а частью искусственного происхождения. Следуя через них, мы попадаем на своеобразный балкон, с которого открывается великолепный вид на Шульскую долину. Слева от балкона находятся остатки базилики (церкви), имевшей когда-то колонны, от которых сегодня сохранились лишь основания. Внутри базилики сохранились скамьи, венчаемые епископским креслом в алтаре [Фадеева. Указ. соч. С. 202]. Именно с этого кресла епископ вершил суд, отправлял письма в Константинополь, а так же слал письма, поддерживающие иконопочитательский дух в народе. Закрывая глаза, невольно мысленно переносишься в то время и становится как-то очень жаль этих давно ушедших в небытие людей: прихожан, слуг, воинов, самого епископа, которые тратили свою жизнь на отстаивание языческих преданий. Многие из них были, безусловно, умными и добрыми людьми, но дьявол ослепил их умы. Простые же люди были обмануты духовенством, уверявшем их, что они защищают истину, а на деле шла защита совсем другого. В полутора километрах от Шулдана находятся остатки монастыря Челтер, который, видимо, выполнял роль подсобного хозяйства, обслуживающего двор епископа [Дорогой тысячелетий. Указ. соч. С. 78]. Челтер насчитывает более 50 пещер, расположенных в четырёх ярусах. И вновь здесь видны, как и в Шулдане, красноречивые следы смерти: остатки зерновых ям, полустершееся изображение креста, церкви. Оба монастыря были разрушены во время монголо-татарского нашествия, хотя жизнь на руинах некоторое время ещё теплилась.

Епископ Иоанн Готский.

Во многом благодаря стойкости именно крымских иконопочитателей было восстановлено почитание идолов. Так крымский епископ готской епархии Иоанн встречался лично с императрицей Ириной, готовя VII Вселенский собор, на котором и было восстановлено почитание икон [Никитский А. Житие преподобного отца нашего Иоанна епископа Готского // Записки Одесского общества истории и древностей. Одесса, 1883. Т. 13. С. 28]. Более того, именно из-за Иоанна и его влияния был вынужден покинуть Константинопольскую кафедру патриарх Павел IV (780—784) [Сухоребров. Указ. соч. С. 78]. За свою деятельность Иоанн Готский был канонизирован. Однако, исследовав его деяния, трудно считать данного человека святым. “Епископ Иоанн, ярый иконопочитатель, был, естественно, врагом византийского иконоборческого правительства и императора. А поскольку Византия в это время уже искала союза с недавним противником — хазарами, ловкий политик Иоанн, по-видимому, стремился вбить клин между хазарскими и византийскими властями в Крыму. Он воспользовался антихазарскими настроениями народа и в 787 г. разжёг восстание, которому, по церковным источникам, он сумел придать антииконоборческую окраску… Однако достаточная веротерпимость хазар и, видимо, слабая в тот момент озабоченность Византии делами далёкой Таврики — „Готии“, привели к возможности сговора местной знати с хазарскими властями. Епископу дали возможность спастись бегством за море, а восстание было потоплено в крови его участников… В житии Иоанна Готского… проглядывают мало симпатичные черты самого Иоанна, который обманул и предал народ, вставший на борьбу против поработителей. Бесславный разгром восстания и бегство его вождя не только пошатнули в глазах населения горного Крыма престиж церкви (на это жалуются церковные деятели VIII в.), но и нанесли удар по её стремлениям верховодить в мирских делах. В горной Таврике не создалось церковно-феодального государства, подобного, например Черногории, где в течении столетий духовный глава — митрополит одновременно выполнял функции светского правителя и военного вождя. Со времени разгрома восстания церковь заняла по отношению к местной военной знати подчинённое положение” [Дорогой тысячелетий. Указ. соч. С. 55]. Как поведение епископа Иоанна, вначале вовлекшего народ в восстание, а затем бросившего его не похоже на первых епископов Крыма, которые учили свою паству любви и никогда не оставляли её, даже если им это стоило жизни. Мы специально так подробно остановились на этом восстании и фигуре епископа Иоанна. Во-первых, для того, чтобы, базируясь на сугубо историческом (а не идеологическом материале), показать, что собой на деле представляли те люди, которых некоторые церкви в силу чисто идеологической выгоды объявляли святыми, всячески приукрашивая их образы. Мы думаем, что если бы верующие знали подлинную историю, то они вряд ли бы захотели молиться Иоанну Готскому. Во-вторых, как плохо, когда церковь и её лидеры начинают вмешиваться в политические интриги. В конечном счёте, это всегда приводило в истории к падению авторитета церкви и её дискредитации в глазах людей, как было при епископе Иоанне. А главное, это порой отталкивает людей от Бога. В-третьих, это восстание ещё раз продемонстрировало желание государственной церкви, в данном случае, византийской, к политическому господству.

Аскольдова могила.

В то время, как в Константинополе и в Крыму иконопочитатели праздновали победу, далеко на севере зарождалось русское государство. Начало русской истории принято вести с 862 года, когда на Русь, в Новгород, прибыли по приглашению новгородских бояр три варяжских князя, три родных брата Рюрик, Синеус и Трувор. Первый из них и явился родоначальником династии Рюриковичей, правившей Россией до 1598 года. Столицей владений Рюрика, охватывающих северные славянские земли, был Новгород. Вторым центром восточных славянских племён был Киев. Ранняя история этих городов уходит в глубокое прошлое, комментируемое различными учёными весьма по-разному. Разбор темы образования русского государства не входит в задачу данной главы, поэтому мы отметим лишь, что, безусловно, до появления Рюрика в Новгороде существовала государственность, во главе которой длительное время стояла династия местных князей, ведущая свой род от князя Вандала, жившего, примерно, в VI веке по Р. Хр. Так же и в Киеве правила независимая династия, ведущая своё происхождение от Кия. Однако, ко времени Рюрика, обе эти династии вымерли. И потому новгородцы приглашают к себе на престол варяжского князя Рюрика, женатого на дочери Гостомысла, последнего представителя княжеской новгородской династии. На Русь Рюрик приходит со своей дружиной, среди которой выделялись два брата — Аскольд и Дир, славящиеся своим мужеством и независимостью, которая их привела к тому, что они ушли от Рюрика, направившись на ладьях по Днепру к Константинополю. По пути они проплывали мимо Киева, жители которого, лишившись своих князей, были притесняемы хазарами. Увидев силу и решительность варяжских братьев, они приглашают их к себе на престол. Аскольд и Дир оказываются действительно очень храбрыми и умными князьями. Они громят хазар, а в 860 и 866 годах совершают набеги на Константинополь результатом которых стало… крещение князей. Обстоятельства и причины этого события остаются неясными. Но как бы то ни было, “Окружная грамота патриарха Фотия, писанная в исходе 866 года к восточным епископам, служит достоверным подтверждением сего любопытного для нас известия. Россы, говорит он, славные жестокостию, победители народов соседственных и в гордости своей дерзнувшие воевать с империею Римскою, уже оставили суеверие, исповедуют Христа и суть друзья наши, быв ещё недавно злейшими врагами. Они уже приняли от нас епископа и священника, имея живое усердие к богослужению христианскому” [Карамзин Н.М. История государства Российского. В 4т. Ростов на Дону: Феникс, 1995. Т. 1. С. 107—108]. Летописи очень хорошо отзываются об Аскольде, подчеркивая и любовь к нему народа, что говорит, видимо, о действительном обращении этого некогда жестокого и гордого человека. Мы так же ничего не читаем о том, чтобы Аскольд насильственно вводил христианство в своих владениях, что ещё раз говорит о том, что этот его шаг носил не политический характер, как то мы увидим при Владимире. Так же в летописи новгородского епископа Иоакима говорится, что некоторые киевляне приходили жаловаться на Аскольда язычнику Олегу, ставшего преемником умершему в 879 году Рюрику [Татищев. Указ. соч. Т. 1. С. 56]. Эти киевляне, безусловно, состояли в языческой партии, недовольной принятием Аскольдом христианства. Но в то же время видно, что эти люди обладали влиянием, что вновь подтверждает то, что Аскольд не навязывал христианство и не гнал язычников, оставляя за каждым человеком право самостоятельного решения в духовных вопросах. Опираясь на язычников, Олег решает присоединить Киев к своим владениям. Собрав дружину, он отправляется по Днепру к Киеву. Прибыв туда, “спрятал он одних воинов в ладьях, а других оставил позади, а сам подошёл к горам, неся малолетнего Игоря (сын Рюрика, от имени которого и правил Олег — прим. А.О.). Далее, подплыв под Угорское, укрыв своих воинов, и послал к Аскольду и Диру, говоря им: „Придите к нам, своим родичам“. Когда же Аскольд и Дир пришли, воины выскочили из ладей… И убили Аскольда и Дира” [Повесть временных лет // Златоструй. Указ. соч. С. 45—46]. Иоаким добавляет о предательстве киевлянами Аскольда [Татищев. Указ. соч. Т. 1. С. 56]. В Киеве до сих пор сохранилось место, где было совершено это преступление. Сегодня оно так и называется: Аскольдова могила, и там расположен храм св. Николая (многие считают, что Николай — это имя Аскольда при крещении). Однако со смертью Аскольда христианство на Руси не умерло. Это подтверждает, в частности, то, что в дружине князя Игоря (912—945) было много христиан, которые приносили присягу в Киеве, в церкви св. Илии [Карамзин. Указ. соч. Т. 1. С. 127—128]. В 2003 году, 16 июля, будучи в Киеве, я посетил Аскольдову могилу. Находясь на этом месте, невольно подумалось, что стоило бы Аскольду применить те же методы по обращению народа, что сделает через 100 лет после него Владимир, и, наверное, жизнь его сложилась бы не так плачевно. Но плачевно ведь только на первый взгляд. Для вечности он, видимо, насколько мы можем думать, будет спасён. Князь Аскольд оставил пример одного из первых в истории невмешательств государства во внутреннюю духовную жизнь человека. Пример, который потонул в кровавых волнах Фиатирского периода церкви, когда Великий Духовный Вавилон и его дочери — отступившие церкви — умели властвовать только с мечом в руках.

Княгиня Ольга.

Примечательно, что оба языческих правителя Руси и Олег (879—912), и Игорь (912—945) погибли весьма неожиданным для себя и для всех образом. Один — от укуса змеи, выползшей из черепа коня (кстати, это летописное свидетельство, а не просто вымысел Пушкина, как это иногда считают), второго погубила собственная жадность и жестокость. “В лето 6453 (945)… сказала дружина Игорю: „Отроки Свенельда изоделись оружием и одеждой, а мы наги. Пойдём, князь, с нами за данью, да и ты добудешь, и мы“. И послушал их Игорь, пошёл к древлянам за данью. И прибавил к прежней дани новую, и творили насилие над ними мужи его. Взяв дань, пошёл он в свой город. Когда же шёл он назад, — передумал, сказав дружине своей: „Идите с данью домой, а я вернусь и пособираю ещё“. И отпустил дружину свою, а сам с малой частью дружины вернулся, желая большего богатства. Древляне же, услышав, что идёт снова, держали совет с князем своим Малом: „Если повадился волк к овцам, то выкосит все стадо, пока не убьют его. Так и этот: если не убьем его, то всех нас погубит“. И послали к нему, говоря: „Зачем снова идешь? Забрал уже всю дань“. И не послушал их Игорь. И древляне, выйдя из города Искоростеня, убили Игоря и дружину его, так как было их мало” [Повесть временных лет // Златоструй. Указ. соч. С. 53]. По смерти Игоря на престоле остался его малолетний сын Святослав при регентстве своей матери княгини Ольги. Фигура этой выдающейся женщины интересует нас, во-первых, в связи с распространением христианства на Руси, а так же, как пример того, как преобразует человека вера в Господа. Как из гордого, жестокого, злопамятного он становится силой Христа — добрым, мудрым и сострадательным. И история жизни княгини Ольги, задокументированная летописями, в том числе иностранными, являет собой тому яркий пример и контраст с императрицами Феодорой или Ириной. Итак, каков же был характер и нрав этой женщины до её обращения к Господу. После убийства мужа Ольга встала во главе державы, снедаемая чувством мести. Вскоре по убиении Игоря к ней пришли послы от древлянского князя Мала и сказали Ольге: “Мы убили твоего мужа за его хищность и грабительство; но князья древлянские добры и великодушны: их земля цветет и благоденствует. Будь супругою нашего князя Мала. Ольга с ласкою ответствовала: Мне приятна речь ваша. Уже не могу воскресить супруга! Завтра окажу вам всю должную честь. Теперь возвратитесь в ладию свою, и когда люди мои придут за вами, велите им нести себя на руках… Между тем Ольга приказала на дворе тюремном ископать глубокую яму и на другой день ехать звать послов. Исполняя волю ее, они сказали: Не хотим ни идти, ни ехать: несите нас в ладии! Киевляне ответствовали: Что делать! Мы невольники; Игоря нет, а княгиня наша хочет быть супругою вашего князя — и понесли их. Ольга сидела в своем тереме и смотрела, как древляне гордились и величались, не предвидя своей гибели: ибо Ольгины люди бросили их, вместе с ладиею, в яму. Мстительная княгиня спросила у них, довольны ли они сею честию? Несчастные изъявили воплем раскаяние в убиении Игоря, но поздно: Ольга велела их засыпать живых землею и чрез гонца объявила древлянам, что они должны прислать за нею еще более знаменитых мужей: ибо народ киевский не отпустит ее без их торжественного и многочисленного посольства. Легковерные немедленно отправили в Киев лучших граждан и начальников земли своей. Там, по древнему обычаю славянскому, для гостей изготовили баню и в ней сожгли их. Тогда Ольга велела сказать древлянам, чтобы они варили мед в Коростене; что она уже идет к ним, желая прежде второго брака совершить тризну над могилою первого супруга. Ольга действительно пришла к городу Коростену, оросила слезами прах Игорев, насыпала высокий бугор над его могилою” — доныне видимый, как уверяют, близ сего места — “и в честь ему совершила тризну. Началось веселое пиршество. Отроки княгинины угощали знаменитейших древлян, которые вздумали наконец спросить о своих послах; но удовольствовались ответом, что они будут вместе с Игоревою дружиною. — Скоро действие крепкого меду омрачило головы неосторожных: Ольга удалилась, подав знак воинам своим — и 5000 древлян, ими убитых, легло вокруг Игоревой могилы. Ольга, возвратясь в Киев, собрала многочисленное войско и выступила с ними против древлян, уже наказанных хитростию, но еще не покоренных силою. Оно встретилось с ними, и младой Святослав сам начал сражение. Копие, брошенное в неприятеля слабою рукою отрока, упало к ногам его коня; но полководцы, Асмуд и Свенельд, ободрили воинов примером юного героя и с восклицанием: Друзья! Станем за князя! — устремились в битву. Древляне бежали с поля и затворились в городах своих. Чувствуя себя более других виновниками, жители Коростена целое лето оборонялись с отчаянием. Тут Ольга прибегнула к новой выдумке. Для чего вы упорствуете? Велела она сказать древлянам: Все иные города ваши сдались мне, и жители их мирно обрабатывают нивы свои: а вы хотите умереть голодом! Не бойтесь мщения: оно уже свершилось в Киеве и на могиле супруга моего. Древляне предложили ей в дань мед и кожи зверей; но княгиня, будто бы из великодушия, отреклась от сей дани и желала иметь единственно с каждого двора по три воробья и голубя! Они с радостию исполнили ее требование и ждали с нетерпением, чтобы войско киевское удалилось. Но вдруг, при наступлении темного вечера, пламя объяло все домы их… Хитрая Ольга велела привязать зажженный трут с серою ко взятым ею птицам и пустить их на волю: они возвратились с огнем в гнезда свои и произвели общий пожар в городе. Устрашенные жители хотели спастися бегством и попались в руки Ольгиным воинам. Великая княгиня, осудив некоторых старейшин на смерть, других на рабство, обложила прочих данию” [Карамзин. Указ. соч. Т. 1. С. 131—132]. Видя переменившуюся после крещения княгиню, многие из народа так же стали склоняться в пользу христианства. Но сын Ольги Святослав оставался непоколебим в своих языческих воззрениях, несмотря на многочисленные усилия Ольги [Татищев. Указ. соч. Т. 1. С. 56—57]. Святослав всей душой презирал христиан и какие бы то ни было моральные устои, и если мать ещё сдерживала его поистине дьявольский нрав, то после её смерти Святослав показал себя, как истый потомок Олега и Игоря. Всё его правление — это нескончаемые войны, отличительной особенностью которых была ничем не объяснимая жестокость. Так при взятии Филипполя (современный город Пловдив в Болгарии), Святослав приказал “со свойственной ему бесчеловечной свирепостью посадить на кол двадцать тысяч оставшихся в городе жителей (!)” [Лев Диакон. История. М.: Наука, 1988. Книга 6, 10. С. 56]. Но несмотря на эти зверства, война с Византией складывалась для Святослава неудачно. И чем больше он жёг, пытал и насиловал, тем положение его войск ухудшалось. “Тогда диавол возмутил сердца вельмож нечестивых, начал клеветать на христиан, бывших в войске, якобы это падение войск приключилось от прогневания лжебогов их христианами. Он же настолько рассвирепел, что и единственного брата Глеба не пощадил, но разными муками томя, убивал. Они же с радостию на мучение шли, а веру Христову отвергнуть и идолам поклониться не хотели, с веселием венец мучения принимали. Князь же, видя их непокорение, особенно на пресвитеров ярясь, якобы, те чарованием неким людей отвращают и в вере их утверждают, послав в Киев, повелел храмы христиан разорить и сжечь и сам вскоре пошёл, желая всех христиан изгубить. Но Бог ведал, как праведных спасти, а злых погубить, ибо князь всех воинов отпустил полем к Киеву, а сам с немногими пошёл в ладьях, и на Днепре близ порогов напали на них печенеги и со всеми, бывшими при нём, убили. Так вот и принял казнь от Бога” [История Иоакима Епископа новгородского. Цит. по Татищев. Указ. соч. Т. 1. С. 57]. Из черепа Святослава печенежский князь Куря приказал сделать чашу, которую оковали золотом и из которой он пил вино [Лев Диакон. Указ. соч. С. 136].

Выбор веры.

После гибели Святослава и 8-летнего правления его сына Ярополка I (972—980) на киевский престол после переворота, в результате которого Ярополк был убит, вступил другой сын Святослава Владимир (980—1015). Человек, в правление которого была крещена Русь. Человек, который был причтен к лику святых. Человек, реформы и деяния которого ощущаются по сей день, во многом предопределив развитие России и особенно её духовную жизнь. Что же представлял собой этот человек и какова была его жизнь. Ярополк брат Владимира “был муж кроткий и милостивый ко всем, любящий христиан, и хотя сам не крестился народа ради, но никому не запрещал” [Там же. С. 57]. Власть в государстве захватили бояре, которые деля её ввергли страну в междоусобицу. Этой смутой весьма ловко воспользовался Владимир, который подкупил воеводу Ярополка Блуда, который согласился предать своего господина. Блуд уговорил Ярополка встретиться с Владимиром и заключить мир. Когда же Ярополк пришёл к Владимиру и “только вступил в двери, проткнули его два варяга мечами под пазухи” [Татищев. Указ. соч. Т. 2. С. 44]. Но Блуд напрасно ждал награды от Владимира. Последний по убиении Ярополка приказал убить и Блуда, являвшегося свидетелем его братоубийства. Ещё более отвратительно поступил Владимир с женами Ярополка. Еще при жизни последнего он сватался к красавице Рогнеде, дочери полоцкого князя Рохволда. Но Рогнеда отказала Владимиру, избрав Ярополка. На это “Владимир весьма оскорбился и собрав войско подступил внезапно к Полоцку. Взяв город он убил Рогволда, его двух сыновей на глазах Рогнеды, а затем изнасиловал её саму, насильно взяв в жены” [Карамзин. Указ. соч. Т. 1. С. 151]. Но этого ему показалось мало. Он надругался и над мёртвым братом. Ибо “После убиения Ярополка взял Владимир к себе жену Ярополкову грекиню, бывшую прежде черницей… Оная была тогда беременна (от Ярополка)… и совокупился с нею Владимир не по браку и осквернил семя брата своего” [Татищев. Указ. соч. Т. 2. С. 45]. Вскоре у неё родился сын, названный Святополком, бывший сыном Ярополка, но считающийся сыном Владимира. Святополк явился настоящим детищем, которое могло породить это вопиющее преступление. Став взрослым и взойдя после Владимира на престол он умертвит несколько своих братьев и ввергнет страну в пучину гражданской войны. Вообще исследуя русские летописи тех лет удивляешься их многому сходству с событиями библейских книг Царств и Паралипоменон. Но это будет позже, а пока Владимир сел на киевский престол. Уже с первых своих шагов Владимир показал, что став Великим князем, он остаётся тем же Владимиром — жестоким и похотливым. Более того, эти качества только усилились в нём. “Повесть временных лет” сообщает: “И был Владимир побеждён плотским вожделением, и были у него жены: Рогнеда, которую посадил он на Лыбеди, где ныне стоит сельцо Предславино; от неё он имел четырёх сыновей: Изяслава, Мстислава, Ярослава, Всеволода и двух дочерей; от гречанки имел он Святополка, от чехини Вышеслава, а ещё от одной — Святослава и Мстислава, а от болгарыни — Бориса и Глеба; а наложниц у него было 300 в Вышгороде, 300 в Белгороде и 200 на Берестове в сельце, которое называют ныне Берестовое. И был он ненасытен в блуде, приводя замужних женщин и растляя девиц” [Повесть временных лет // Златоструй. Указ. соч. С. 58]. Древние летописцы недаром сравнивают его с Соломоном. Многочисленных наложниц привозил к себе князь из походов, громя окрестные племена и страны. После успешной войны всегда приносились жертвы языческим богам, главное капище которых во главе с Перуном стояло в центре Киева. Об одном из таких зловещих благодарений богов князем сообщает летопись: “В лето 6491 (983 г. — прим. А.О.). Пошёл Владимир против ятвягов, и победил ятвягов и взял землю их. И пошёл к Киеву, принося жертвы кумирам с людьми своими. И сказали старцы и бояре: „Бросим жребий на отроков и девиц, на кого падёт он, того и принесем в жертву богам“. Был тогда один варяг, а двор его стоял там, где теперь церковь святой Богородицы, которую построил Владимир. Пришёл тот варяг из греческой земли и исповедывал христианскую веру. И был у него сын, прекрасный лицом и душой. На него и пал жребий… И посланные к нему, придя сказали: „На сына твоего пал жребий, избрали его себе боги, дабы мы принесли жертву богам“. И сказал варяг: „Это не боги, а — дерево. Сегодня есть, а завтра сгниёт. Не едят они, не пьют, не говорят, а сделаны человеческими руками из дерева. Бог же один, Ему служат греки и поклоняются. Сотворил Он небо и землю, и звезды, и луну, и солнце, и человека, и предназначил его жить на земле. А что сделали эти боги? Сами они сделаны. Не дам сына своего бесам“. Посланные ушли и поведали обо всем людям. Они же схватили оружие, пошли на него и разнесли его двор. Варяг же стоял в сенях с сыном своим. Сказали ему: „Отдай сына, да отдадим его богам“. Он же ответил: „Если боги они, то пусть пошлют одного из богов и возьмут моего сына. А вам какая нужда?“ И подсекли под ними сени, и так убили их” [Повесть временных лет // Златоструй. Указ. соч. С. 60]. По приказу Владимира в Киеве был сооружён истукан бога Перуна с серебряной головой, который был поставлен на теремном дворе возле которого, как говорят летописи, земля “осквернялась кровию жертв” [Карамзин. Указ. соч. Т. 1. С. 154]. Не менее богатая статуя кровожадного Перуна была поставлена им в Новгороде. В 1975 году Боровской Я.Е., Толочко П.П. и В.А. Харламов раскопали в Киеве под домом №3 по Владимирской улице фундамент небольшого и весьма своеобразного сооружения, оказавшегося остатками того самого капища, которое воздвиг Владимир в 983 г. х. э. [Рыбаков Б.А. Язычество Древней Руси. М.: София, Гелиос, 2001. С. 408, 410]. В капище располагались статуи семи верховных богов: Перуна (бог грозы), Стрибога (бог неба), Макоши (богиня земли), Семаргла (бог растений и корней), Дажьбога (бог белого света) и Хорса (бог солнца). Капище было сооружено на месте христианской церкви, построенной княгиней Ольгой и разрушенной затем Святославом [Боровский Я.Е. Мифологический мир древних киевлян. К., 1982. С. 48]. Капище имело форму неправильного цветка. “Древний киевлянин, стоявший перед новым капищем, видел целую космогоническую систему: слева от него были божества неба, земли и растительной силы, справа, к югу от Перуна, — божества света (блага) и солнца, а в центре — огромный дубовый, украшенный золотом и серебром идол бога грозы, ставшего покровителем князей и дружины, главного бога государства. К югу от кумирни находился большой жертвенник” [Рыбаков. Указ. соч. С. 412]. Этот пантеон так же утверждал княжескую власть, ставя на первое место Перуна (покровителя князя). Этот пантеон так же был призван сдержать растущее влияние христианства. Академик Рыбаков Б.А. тонко замечает, что “к тактичности волхвов, создававших пантеон, следует отнести то, что в него не были включены ни Род, изображавшийся в виде лингама [половой член], ни Волос, связанный с разгульными „волчьими праздниками“ зимних святок. Оба этих божества, широко почитаемых на Руси, были недостаточно благопристойны для государственного пантеона, создаваемого в условиях соперничества с внешне благообразным христианством… Пантеон 980 г. содержал, очевидно, как средство противостояния христианству, три божественных образа, которые могли быть прямо противопоставлены христианским: бог-отец — Стрибог, бог-сын — Дажьбог и женское божество, аналогичное христианской Богородице (особенно в бытовом культе) — Макошь [Рыбаков. Указ. соч. С. 432]. Словом, создание пантеона было весьма хорошо продуманным шагом, целью которого было создание общегосударственного культа во главе с Перуном, которому должны были подчиниться все местные. Без создания подобного культа, который бы идеологически сплачивал огромную Киевскую Русь, нельзя было и мечтать о политико-государственном единстве Руси, которое желал видеть Владимир и без которого он не мог быть великим правителем [Крывелёв И.А. История религий. В 2т. М.: Мысль, 1975. Т. 1. С. 336]. Однако, проходит совсем немного времени, и князь, будучи весьма умным государственным деятелем, видит, что культ Перуна не оправдывает возложенных на него ожиданий. Во-первых, это было связано с тем, что многие его подданные, особенно из числа не славян, имели свои пантеоны и объяснить им необходимость принятия Перуна было с духовной точки зрения затруднительно (ведь открыто заявить, что он стремится к полному единовластию, Владимир, конечно, не мог). Во-вторых, большинство передовых стран того времени исповедывали не язычество, а одну из монотеистических религий: Византия — православие, Германия — католичество, арабы — ислам, хазары — иудаизм. И правительство каждой из этих стран с пренебрежением относилось к тем правителям, которые исповедывали “дикое” язычество. Таким образом, оставаясь язычником, Владимир никогда не смог бы рассчитывать на то, что с ним и его державой будут говорить как с равными. В-третьих, языческая славянская жреческая система по своему устройству не способствовала укреплению княжеской власти, оставаясь вообще вдалеке от чисто государственных дел. Князю же религия была нужна, как один из рычагов влияния на население и бояр. В-четвертых, сама языческая философия не стабилизировала общественные отношения, без которых было немыслимо создание сильной державы. В-пятых, язычество тормозило новые производственные отношения зарождающегося феодализма, оно не могло дать нового права так необходимого стране. И вот Владимир начинает путь выбора веры. В святцах принято идеализировать князя и изображать его искания чисто духовными запросами души. Однако то, что им двигали чисто политические цели, а не духовные, говорят сами принципы выбора; то, какую политику он повёл после него и насколько он изменился сам, если изменился вообще. Причём, в этом щекотливом вопросе, затрагивающем невольно религиозные чувства некоторых людей, ссылаться мы будем исключительно на рус ские летописи, которые почитают Владимира (а православная церковь объявила его святым), чтобы избежать каких бы то ни было нареканий в религиозной предвзятости. Итак, ко двору Владимира начали приходить учителя — представители различных религий. “В лето 6494 (986). Пришли болгары магометанской веры, говоря: „Ты, князь, мудр и смышлён, а закона не знаешь. Уверуй в закон наш и поклонись Магомету“. И спросил Владимир: „Какова вера ваша?“. Они же отвечали: „Веруем Богу, и учит нас Магомет так: совершать обрезание, не есть свинины, вина не пить, по смерти же, говорит, можно творить блуд с женами. Даст Магомет каждому по семидесяти прекрасных жен, и изберет из них одну красивейшую, и воплотит в ней красоту всех. Она и будет ему женой. И здесь, говорит, можно предаваться всякому блуду“. И иным прельщали, о чем и писать стыдно. Владимир же слушал, ибо и сам любил жён и безмерное блужение, и сладко было ему слушать. Но что было ему не любо — обрезание, запрещение употребления свиного мяса. А о питье отверг напрочь: „Руси есть веселие пить, не можем без того быть“” [Повесть временных лет // Златоструй. Указ. соч. С. 61]. Летопись, несмотря на всю простоту языка, передаёт всегда суть вопроса. И здесь мы видим, что в выборе ислама князь не руководствуется какими-то духовными вопросами. Он отказывается от ислама, в частности, из-за того, что нельзя есть свинины и пить вино, что он очень любил. Нравится же эта религия ему лишь тем, что даёт ему разрешение продолжать вести прелюбодейную жизнь, которая не будет теперь осуждаться никем, раз религия её фактически не запрещает, а услады вечной жизни связывает вновь с женщинами (о зарождении ислама и о библейских пророчествах о нём см. главу “Рождённый у черного камня” данной книги). “Потом пришли к нему немцы из Рима и сказали: „Пришли мы, посланные папой“. И сказали ему: „так говорит тебе папа: „Земля твоя, как и наша, а вера не похожа на твою. Наша вера — свет. Кланяемся мы Богу, сотворившему небо и землю, звезды и месяц, и все, что дышит, а ваши боги — суть дерево““. Владимир же спросил: „В чем заповедь ваша?“ И отвечали они: „Прощение по силе. Кто пьет или ест — это всё во славу Божию, как сказал учитель наш Павел“. Владимир же сказал немцам: „Идите обратно, отцы наши не приняли этого“” [Там же. С. 61]. В правление княгини Ольги немецкие миссионеры во главе с епископом Адальбертом были на Руси, где их встретили крайне враждебно. На сегодняшний день большинство историков связывают отвержение Владимиром католичества вследствии того, что он знал, что в Западной Европе Римский папа через свою церковь контролирует все страны, снимая и назначая королей. А подобная перспектива зависимости нисколько не улыбалась Владимиру, стремившемуся к неограниченному единодержавию. Однако стоит заметить хитрость папских послов, которые, отвечая на вопрос Владимира, специально подчеркнули, что по их вере не осуждается никакая еда или питие. Они знали эту слабость князя, а так же, видимо, о причине неудачи мусульманских проповедников. Следующими к Владимиру “пришли хазарские евреи и сказали: „Слышали мы, что приходили болгары и христиане, уча тебя каждый своей вере. Христиане же веруют в того, кого мы распяли, а мы верим в единого Бога Авраамова, Исаакова, Иакова“. И вопрошал Владимир: „Каков ваш закон?“ Они же ответили: „Обрезаться, не есть свинины и зайчатины, хранить субботу“. Он же спросил: „А где земля ваша?“ Они же сказали: „В Иерусалиме“. Вновь спросил он: „Там ли она?“ И ответили: „Разгневался Бог на отцов наших и рассеял нас по разным странам, а землю нашу отдал христианам“. И сказал на это Владимир: „Как вы иных учите, а сами отвергнуты Богом и рассеяны. Если бы Бог любил вас и закон ваш, то не были бы вы рассеяны по чужим землям. Или и нам того же хотите?“” [Там же. С. 61—62]. Отношения к иудеям были тогда в Европе крайне негативными, а единственная страна, правители которой приняли иудаизм, Хазария, была разгромлена, кстати, отцом Владимира Святославом. Поэтому принятие религии всеми отвергаемого народа не могло дать князю никаких политических выгод, не говоря уже о жёстких ограничениях иудаизма в личной жизни, неприемлемых для него. После пришёл к Владимиру греческий посол, который в своей весьма пространной речи показал сначала несостоятельность религий своих предшественников, а затем поведал об учении православной церкви. Выслушав его со вниманием и задав многие вопросы, “В лето 6495 (987) созвал Владимир бояр своих и старцев градских и сказал им: „Приходили ко мне болгары, говоря: прими закон наш. Затем приходили немцы и хвалили свой закон. После же всех пришли греки, хуля все законы, а свой восхваляя и многое говорили… Что же вы к уму приложите, что ответите?“ И сказали бояре и старцы: „Знай, князь, что своего никто не бранит, но хвалит. Если хочешь разузнать лучше, то есть у тебя мужи, пошли их, пусть проведают, у кого какая служба и кто как служит Богу“. И понравилась речь их князю и всем людям… И созвал князь Владимир бояр своих и старцев и сказал им: „Пришли посланные нами мужи, послушаем их“. И обратился к послам: „Говорите дружине“. Они же сказали: „Ходили к болгарам, смотрели как они молятся в храме, то есть в мечети, стоят там без пояса, сделав поклон, сядет и оглядывается туда и сюда, как бешенный, и нет в них веселья, только печаль и смрад великий. Не добр закон их. И пришли мы к немцам, и видели в храмах их разные службы, а красоты никакой не видели. И пришли мы в Греки, и ввели нас туда, где служат Богу своему, и не знали — на небе или на земле мы: ибо нет на земле такого зрелища и красоты такой, и не знаем, как и рассказать об этом. Знаем только, что… служба их лучше, чем во всех странах. Не можем забыть красоты той“” [Там же. С. 72]. И далее, летопись сообщает, что на совете было решено креститься у греков. Заметим одну очень важную деталь, что послы, говоря о христианстве, ничего не говорили о его доктринах, истинах, Законе Божьем, самое главное — о характере Бога и том, как католичество и православие исповедуют всё это. Их ответ содержит в себе лишь внешние впечатления о внешней стороне религии. Мы здесь не видим глубины, анализа в выборе, переосмыслении системы жизненных ценностей, которые должны были произойти при принятии новой веры. Реакция послов показала Владимиру и его ближайшему окружению, которые, безусловно, знали о догматах папства и православия, каково будет восприятие простым людом той или иной религии, что было, конечно же, немаловажно. Что же до доктрин, то им никто народ учить особо и не собирался (это мы увидим ниже из тех же, подчеркнём, ибо это важно, самих православных летописей). Главное, чтобы религия производила впечатление, подавляла человека, не особо заставляя думать. Побыл в храме, послушал малопонятное пение, увидел совершенно непонятные подавляющему большинству людей сложнейшие действия священников во время службы и пошёл домой. Нет ни проповеди, ни исследования Библии, ни себя. К тому же, безусловно, более тесные взаимоотношения именно с Византией были очень выгодны Владимиру, учитывая не только могущество, авторитет, но и географическую близость с Византией. К тому же, к этому времени многие из подданных князя уже исповедывали православие, что, безусловно, облегчало его принятие. Да и остальному населению оно было знакомо в отличии от папства или весьма далёкого ислама. Главным в выборе князя было, так же, и то, что его весьма устраивало, что в Византии церковь занимала подчинённое по отношению к государству положение, лишь с номинальным провозглашением равноправия [Дашков С.Б. Императоры Византии. М.: Красная площадь, 1996. С. 21—22]. Однако, умный князь не желал просить императора о крещении его страны. Ибо в этом случае Русь становилась в какое-то подчинённое положение по отношению к Византии. Поэтому, дабы избежать этого, Владимир, собрав войско, отправляется в Крым и там захватывает византийский город Херсонес. (История похода и взятия Херсонеса вызывает сегодня в научном мире много разночтений, поэтому мы ограничимся лишь констатацией самого факта. Подробно этот поход разбирается в книге: Как была крещена Русь. М.: Политиздат, 1990).

Огнём и мечом.

Захватив Херсонес, Владимир отправляет послание императорам (тогда правили Византией два брата) в Константинополь, говоря в нём: “„Взял уже ваш славный город. Слышал же, что имеете сестру девицу. Если не отдадите её за меня, то сделаю и вашему городу то же, что и этому“. На это императоры ответили ему: „Не пристало христианам выдавать за язычников. Если крестишься, то и её получишь, и царство небесное обретешь… Если же не сделаешь этого, то не отдадим сестру за тебя“” [Повесть временных лет. Златоструй. Указ. соч. С. 74]. На это Владимир отвечает согласием и принимает крещение, а вместе с ним и руку царевны Анны, которая с огромной неохотой едет на Русь. “Принятие христианства поставило Русь на один уровень с передовыми государствами того времени, облегчило дипломатические связи, так как люди средневековья придавали большое значение религии… Одним из политических результатов крещения было то, что сын Владимира по договорённости с цезарем Византийской империи получил высочайший в Европе титул „цезаря“, т.е. императора. А сын, внуки и внучки Владимира породнились с крупнейшими королевскими домами континента… Христианская церковь не только укрепляла феодальную государственность… но и очень умело, во всеоружии разнообразных средств: церковной литературы, искусства, театрализованного богослужения, объявляла всякое сопротивление властям вне закона божьего и человеческого” [Рыбаков. Указ. соч. С. 434, 435]. Благодаря этому событию, Владимир становился не просто главой племенного союза, но теперь его власть была освящена, ниспослана свыше [Раушенбах Б.В. Сквозь глубь веков. В кн. Как была крещена Русь. Указ. соч. С. 194]. Выиграла торговля, ибо теперь славянским купцам открывались все двери, тогда как раньше их часто сторонились, как язычников. Словом, политически Владимир выигрывал, что называется, по всем показателям. Дело оставалось лишь за “малым” — крестить народ. Ни времени, ни, главное, желания делать это не имели ни князь, ни духовенство. Они избрали наиболее удобный и быстрый путь, который, правда, христианским назвать никак нельзя. Впрочем, предоставим слово самим церковным летописцам, которые уж как никто другой, были заинтересованы придать факту крещения народа и действиям святого князя как можно более приглядный вид. Вот что пишет “Повесть Временных лет”. “И возвратившись, повелел ниспровергать идолы — одних изрубить, а других сжечь. Перуна же приказал привязать к хвосту коня и волочить его с горы… Затем послал Владимир по всему городу со словами: „Если не придёт кто завтра на реку — будь то богатый или бедный, или нищий, или раб, — будет мне враг“. Услышав это, с радостью пошли люди, ликуя и говоря: „Если бы это не было благом не приняли бы его наш князь и бояре“. На следующий день вышел Владимир с попами царицыными и корсунскими на Днепр и сошлось там людей без числа: Вошли в воду и стояли там одни до шеи, другие по грудь, некоторые держали младенцев, попы же совершали молитвы, стоя на месте” [Златоструй. Указ. соч. С. 77]. Итак, мы видим открытое, ничем неприкрытое повеление князя прийти на крещение всем, иначе ослушники станут его врагами. Так же видна неуклюжая попытка летописца сгладить этот ужасный факт духовного насилия, якобы, наличием у людей радости, слепой веры и любви к князю и боярам. Которой, конечно же, не могло быть. Во-первых, когда куда-то гонят под страхом смерти — радость вряд ли будет. А во-вторых, у рабов и холопов любви к боярам, к тому же, такой умильной, как передаёт летопись, быть не могло. Как здесь не вспомнить крещение, которое проводилось через 1000 лет после Владимира летом 1995 года, после евангельской программы доктора Джона Картера, когда в Днепре было крещено 3498 человек. В отличии от владимировых времен люди заключали завет с Богом осмысленно, зная истину, причём не искажённую людьми, а чистую, библейскую, Христову. Епископ Новгорода Иоаким (Он прибыл на Русь в 991 г. вместе с другими епископами, и был определен в Новгород на служение. Умер в 1030 г. Его летопись ценна тем, что он был современником Владимира и живым свидетелем крещения Руси) ещё более откровенно пишет о том, как происходило крещение. “И послал Владимир во Цареград ко царю и патриарху просить митрополита. Они же весьма обрадовались и прислали митрополита Михаила, епископа и многих иереев, диаконов и демественников (певчих) из славян. Митрополит же, по совету Владимира, посадил епископов по городам: в Ростове, Новгороде, Владимире и Белгороде. Сии шедшие по земле с вельможи с войском Владимировым учили люд и крестили всюду сотнями и тысячами, сколько где удавалось, хотя люди неверные весьма сожалели, но отказываться из-за воинов не смели… В Новгороде люди, проведав, что Добрыня (брат матери Владимира — прим. А.О.) идёт крестить их, собрали вече и поклялись все не пустить в город и не дать идолов опровергнуть. И когда он пришёл, они, разметав мост великий, вышли на него с оружием, и хотя Добрыня прельщением и ласковыми словами увещевал их, однако они и слышать не хотели и выставили 2 камнеметательных орудия великих со множеством камений, поставили его на мосту, как на самых настоящих врагов своих… И так пребывали два дня. Тогда тысяцкий ездя всюду, вопил: „Лучше нам помереть, нежели богов наших отдать на поругание…“ Тысяцкий же Владимиров Путята, муж смышленый и храбрый, приготовил ладьи, избрав от ростовцев 500 мужей, ночью переправился выше града на другую сторону и вошёл во град, и никто ему не препятствовал, ибо все видевшие приняли их за своих воинов. Он же дошёл до двора Угоняева (тысяцкого), оного и других старших мужей взял и тотчас послал к Добрыне за реку. Люди же стороны оной, услышав сие, собрались до 5000, напали на Путяту, и была между ними сеча злая… Наконец на рассвете Добрыня со всеми, кто был при нем, приспел и повелел у берега некие дома зажечь, чем люди более всего устрашены были, побежали огонь тушить; и тотчас прекратилась сеча, и тогда старшие мужи, придя к Добрыне, просили мира. Добрыня же, собрав войско… послал всюду, объявляя, чтоб шли на крещение… Пришли многие, а не хотящих креститься воины насильно приводили и крестили, мужчин выше моста, а женщин ниже моста. Тогда многие из некрещеных заявили о себе, что они крещеными были; из-за того повелел всем крещеным кресты деревянные, либо медные и каперовые на шею возлагать, а если того не имеют, не верить и крестить… И так крестя, Путята пошёл к Киеву. С того дня люди поносили новгородские: Путята крестит мечем, а Добрыня огнём” [Летопись Иоакима епископа Новгородского. Цит. по Татищев. Указ. соч. Т. 1. С. 58—60]. Конечно же, после такого насилия любви у людей ни к церкви, ни, что самое страшное, к христианству быть не могло… Летописи говорят, что матери не хотели отдавать своих детей на учение к священникам, ибо, их ум, как пишет летописец “не утвердился в вере” и “они искали возможности безумные дарами откупиться” [Татищев. Указ. соч. Т. 2. С. 55].

Языческие христиане.

Таким образом, крещение при Владимире, по свидетельству самих же летописцев, происходило насильно, вопреки желанию людей, которым к тому же толком и не объяснялась новая принятая ими вера. В силу этих факторов, христианизация Руси шла очень медленно. Обратимся в рассмотрении этого вопроса так же к идеологически независимому учёному, крупнейшему современному специалисту по Древней Руси, академику Борису Рыбакову: “Христианство на Руси на рубеже X—XI вв. ограничивалось городами, и преимущественно городами среднего Поднепровья… Деревня, по существу, стала христианской едва ли ранее XIII в.” [Рыбаков. Указ. соч. С. 435]. У кривичей, вятичей и радимичей язычество открыто существовало до середины XII века! [Шахматов А.А. Повесть временных лет. Петроград, 1916. С. 13; Рыбаков. Указ. соч. С. 491]. Особые трудности вызывала христианизация неславянских племён и народностей, населявших Киевское княжество, угро-финских и тюркских [Крывелёв. Указ. соч. Т. 1. С. 339]. Кстати, эти многочисленные народы, крещенные, как и славяне, насильно, в подавляющем большинстве оставались открытыми язычниками ещё во времена Ивана Грозного (1533—1584). Так русский митрополит Макарий, сподвижник Ивана IV, писал о состоянии того населения: “Молятся по скверным своим мольбищам древесом и каменью. Жертву и питья жрут и пьют мерзким бесом… и мертвых своих они кладут в селах по курганам и по коломицем, а к церквам на погосты тех своих умерших они не возят схраняти”. Почти то же самое писал за 50 лет до него митрополит Симон в Пермь: “А кумиром бы есте не служили, ни треб их не принимали… и всех богу ненавидимых тризнищ не творите идолом…” [Гальковский Н.М. Борьба христианства с остатками язычества в древней Руси. Харьков, 1916. Т. 1. С. 129]. И когда совсем недавно после распада СССР была объявлена религиозная свобода, то язычество там моментально расцвело, продемонстрировав всем, что оно никогда и не умирало. (См. по этому вопросу академическое издание “Народы Поволжья и Приуралья”. М.: Наука, 2000). Интереснейшая история этих народов с религиозной и библейской точек зрения станет предметом рассмотрения в одной из наших планируемых работ. О том, насколько сильны были языческие верования в жизни уже крещеных славян, пишет на основе богатейшего материала, вновь подчеркнём, церковный историк Н.М. Гальковский: “Русские люди, будучи уже крещены, кланялись и приносили жертвы грому и молнии, Солнцу и Луне, Перуну, Хорсу, Стрибогу, Дажьбогу, вилам, Переплуту, Мокоши, упырям и берегиням, кланялись огню-сварожигу, камням, рекам, источникам, деревьям” [Гальковский. Указ. соч. Т. 1. с. 126]. Профессор Титлинов Б.В., читавший лекции в Санкт-Петербургской Духовной православной академии до революции, пишет, что после молебствия в церкви крещеный славянин “отправлялся в священную дуброву, к озеру, реке, студенцу, к старому дуплистому дубу, к священному камню или под овин и творил тут молитву по обычаю отцов и дедов, с упоминанием и Хорса, и Дажьбога и Перуна” [Лекции по истории русской церкви, читанные профессором Б.В. Титлиновым студентам III (LXXI) курса С.-Петербургской духовной академии в 1912/13 учебном году. СПб., 1913. С. 570]. Весьма показательно в этом отношении произведение русского церковного книжника “Слово о твари…”, написанное в XII веке и в котором описываются пустующие христианские церкви и многолюдства во время языческих празднеств: “Мнози ся ленять и зле живуть… не слушая божественных словес. Но аще плясуи или гудуи или ин хто… позоветь на какое зборище идольское — то вси тамо текут… А в церкви покрову сущю и заветрию дивну — и не хотять прити на поученье, леняться…” [Цит. по Гальковский. Указ. соч. М., 1913. Т. 2. С. 82]. “В „Слове о том, како первое погани суще, языцы кланялися идолам“, есть очень характерное место, навеянное подлинной русской жизнью XI века. Тут говорится о славянах, конечно о русских прежде всего: „По святом же крещении Перуна отринута, а по Христа бога яшася, но и ноне по украинам молятся ему, проклятому богу Перуну, и Хорсу, и Мокоши, и Вилу, и то творят отай. Сего не могут ся лишити проклятого ставленья втором трапезы, нареченные Роду и Рожаницам“, т.е. рядом с христианской верой, недостаточно еще в массах крепкой и в таких городах, как Новгород, тем более в глуши („по украинам“), долго был жив культ старых богов” [Греков Б.Д. Киевская Русь. Л.: Политиздат, 1953. С. 395]. Однако, значительнейшая часть населения, как мы видим, не только не принимала навязанное ей силой и неизвестное христианство, но и сопротивлялась ему. Вновь даже церковные историки вынуждены проконстатировать “Совершенная покорность русских в деле перемены веры воле князя и так называемое мирное распространение христианства на Руси есть не что иное, как невозможная выдумка наших неумеренных патриотов… Нет сомнения, что введение новой веры сопровождалось немалым волнением в народе, что были открытые сопротивления и бунты” [Голубинский Е.Е. История русской церкви. М., 1901. Т. 1. С. 110—111]. Сильное восстание, главную роль в котором играли волхвы, происходит в Суздале в 1024 году. Его удалось погасить только тогда, когда великий князь Ярослав (1019—1054), сын Владимира, захватил волхвов, и из них “одних отправил в изгнание, а других казнил” [Повесть временных лет. М-Л., 1950. Ч. 1. С. 99, 299]. Ещё более страшный мятеж разразился в Новгороде в 1071 году, показав, что практически все население этого второго по значению города на Руси оставалось полностью языческим. Но как и ранее, предоставим слово летописи: “волхв явился при князе Глебе в Новгороде. Он разговаривал с людьми, притворяясь богом, и многих обманул, чуть ли не весь город, разглагольствуя, будто бы вперед знает все, что произойдёт, и хуля веру христианскую, он говорил, „… перейду Волхов на глазах у всех“. И замутился весь город и все поверили в него, и собирались убить епископа. Епископ же, с крестом в руках и облачении, вышел и сказал: „Кто хочет верить волхву, пусть идет за ним, кто же истинно верует, пусть тот к кресту идёт“. И люди разделились надвое: князь Глеб и дружина его пошли и стали около епископа, а люди все пошли и стали за волхвом. И начался мятеж великий в людях” [Повесть Временных лет // Златоструй. Указ. соч. С. 90]. И только благодаря находчивости князя Глеба, внезапно зарубившего волхва, удалось погасить восстание. Но заметим, что даже церковный летописец был вынужден проконстатировать, что сторону христианства приняли только представители власти: князь, его дружина и, конечно, епископ. Весь же народ, вдумаемся, ни часть, ни большая часть, а весь, причём открыто, встал на сторону язычества. Более того, не только язычество, но и сам авторитет волхвов, т.е. жрецов, в народе был крайне велик. Та же Повесть Временных лет рассказывает, как в то же лето 1071 года “Однажды во время недорода в Ростовской области явились два волхва из Ярославля, говоря, де „мы знаем, кто запасы прячет“. И пошли они по берегу Волги, и куда ни придут в погост, — называли зажиточных женщин, (т.е. тех кто были хранителями общинных запасов продовольствия — прим. А.О), говоря, что эта жито прячет, а эта — мед, а эта — рыбу, а эта — меха. И стали приводить к ним сестёр своих, матерей и жен своих. Волхвы же, в воображеньи, врезая тем заплечья, вынимали оттуда либо жито, либо рыбу, и таким образом убивали многих женщин и имущество их захватили себе” [Там же. С. 88]. Действительно, какая власть должна была быть у волхвов, чтобы те заставили верить людей себе больше, чем своим женам и матерям, которые, конечно же, ничего не прятали, но были оклеветаны небывалыми чудесами, которые творили волхвы. При этом люди, бывшие уже христианами, не только не просили заступничества Бога пред силами дьявола, но когда пришёл туда княжеский воевода, захотевший схватить волхвов, они вступили с ним в открытую борьбу, убив даже бывшего при нём попа. И только благодаря особым стараниям воеводы удалось захватить и казнить волхвов. Конечно же, людей нельзя обвинять в том, что они поддерживали этих служителей ада, поскольку о христианстве они могли иметь, точнее, им создали, самое неблагоприятное впечатление. Ибо его, во-первых, навязывали силой. Во-вторых, не обучали народ истинам, говоря только лишь о том, что надо почитать власть. И в-третьих, князья и священники, которые его исповедывали, своей жизнью, которая была внешне, вроде бы, очень набожной, а на деле — совсем другой, бросали невольно тень и на религию, и на Бога.

Святые, сжигающие церкви.

Читая летописи тех лет, невольно содрогаешься от нравов и обычаев того времени, от коварства и жестокости тех, кто носили рясы и кресты, а потом ещё и объявлялись святыми. Вот как церковная летопись описывает деяния Владимирского епископа XII века Федора: “Сильно страдали люди от него, под его властью лишившись и сел, и оружия, и коней, ставши рабами, подвергшись ограблению и заточению; не только для мирян, но и для монахов, игуменов и иереев он был беспощадным мучителем, одним людям остригая головы и бороды, другим выжигая глаза и урезая языки, распиная на стене и беспощадно мучая, вымогая от всех имущество” [Полное собрание русских летописей. М., 1962. Т. 2. С. 552]. А вот, что собой представлял, к примеру, великий князь Андрей Боголюбский (1157—1174), перенесший центр Руси из Киева во Владимир, и которого хвалят за его усердие к церквям и монастырям, за уважение и любовь к сану духовному [Карамзин. Указ. соч. Т. 1. С. 368], и которого православная церковь канонизировала и дала прозвище Боголюбский, и которому сегодня молятся многие люди, и о котором Православная энциклопедия пишет: “… он был религиозен и набожен… любил предаваться молитве и размышлениям… Вера в Бога и любовь к Нему руководили св. Андреев во всех его деяниях… Несмотря на такие идеально-чистые воззрения и такую благочестивую жизнь, конец св. Андрея был печальным: он был убит в 1175 г.” [Полный Православный Богословский Энциклопедический словарь. В 2т. М.: Возрождение, 1992. Т. 1. С. 166—167]. Образ князя действительно рисуется просто идиллически, но что же он представлял собой на самом деле, что пишут о нём ещё церковные летописи? “Андрей с тайным удовольствием видел случай уничтожить первенство Киева и сделаться главою князей российских… Сие грозное ополчение одиннадцати князей… шло с разных сторон к Днепру… два дня Киев оборонялся мужественно: в третий (8 марта 1169 г.) союзники взяли Киев приступом: чего не бывало дотоле… Победители, к стыду своему, забыли, что они россияне: в течении трёх дней грабили не только жителей и дома, но и монастыри, церкви” [Карамзин. Указ. соч. Т. 1. С. 352]. “И пограбили весь град, Подолье и Гору, не пощадив и церкви, святую Софию, митрополитов дом и все церкви, монастыри, и загорелось во многих местах. Тогда весьма ужасно было видеть: церкви и дома горели, людей всюду побивали — и невинных жен, и детей с плачем великим в плен тащили, имение все везде грабили, и не было ниоткуда помощи. Не только дома, но церкви все ограбили и обнажили, иконы малые ради окладов побрали, другие ободрали, книги и колокола все забрали. Суздальцы, смоленчане, черниговцы и другие все разнесли” [Татищев. Указ. соч. Т. 2. С. 345]. Захватил себе икону и князь Андрей [Полный православный. Указ. соч. Т. 1. С. 167], который, опустошив и разграбив Киев, посадил в нём своего младшего брата Глеба. Разгром киевских церквей кстати весьма наглядно продемонстрировал отсутствие элементарного уважения у простых людей к церкви, духовенству, святыням, по сути к христианству. Ибо настоящий христианин, пусть православный, никогда не будет громить православный храм, как католики католический. Только представитель другой религии или атеист может так хладнокровно и жестоко жечь и грабить какой-либо храм. Князь Андрей был очень крутого нрава, и идя к цели единодержавия действовал всеми методами. Он пал жертвой заговора бояр, недовольных его самовластием. Но примечательно то, что когда было объявлено о его смерти, большая часть народа открыто радовалась [Татищев. Указ. соч. Т. 2. С. 368]. Кстати митрополит Феодор о котором писали выше был ставленником Андрея. При этом необходимо подчеркнуть, что у князя Андрея было много положительных и добрых черт. Мы лишь хотели, приводя данные летописи, обратить внимание на то, что это был сын своего времени, обычный человек, весьма далёкий от святой жизни. Пример Андрея так же косвенно показывает, что если даже такой князь был канонизирован, то что же тогда собой представляла жизнь неканонизированных церковью князей? А представляла она собой по данным исторических документов действительно нечто страшное. Шла не просто борьба за власть, шло страшное попрание Божьих, да и просто чисто человеческих, ценностей. Так весьма широко было распространено лжесвидетельство и клятвопреступление (не даром Библия предостерегает от клятв). Так князья целовали друг другу прелюдно крест в знак мира, и буквально спустя дни, а порой, и тут же, нарушали свою клятву, принесенную в церкви на святынях (см., к примеру, Повесть временных лет. Указ. соч. Ч. 1. С. 312). Из Византии на Русь пришёл страшный обычай ослеплять своих противников. Российская история тех столетий полна огромным списком ослепленных князей [Полное собрание русских летописей. Указ. соч. Т. 2. С. 606]. И при этом князья, совершавшие такие преступления, кстати, против своих же родственников, стояли в церкви и превозносились церковными иерархами, как оплот веры. Более того, эти князья — преступники и изуверы, решали, будет ли объявлен тот или иной человек святым или нет. Да, да! Последнее слово в вопросе канонизации было за князьями, которые своей жизнью показывали (в своём подавляющем большинстве), что с Богом общего у них нет ничего. Так, например, когда в 1108 году игумен Печерского монастыря Феоктист решил канонизировать Феодосия Печерского, то он, как сообщает летопись, обратился по этому вопросу к Великому князю Святополку II (1093—1113) и тот, рассмотрев вопрос, “повелел митрополиту вписать его [Феодосия] в синодик. И повелел вписывать его по всем епископиям, и все епископы… вписали, и повелел поминать его на всех соборах (т.е. богослужениях — прим. А.О.)” [Повесть временных лет. Указ. соч. Ч. 1. С. 389]. Летопись открыто пишет о том, как князь повелевает митрополиту, причём, в чисто духовных вопросах. При этом, к сожалению, и многие церковные иерархи вели себя крайне незавидно, только ещё и с долей цинизма. “Стяжательство церкви находило нередко в проповеди и в публицистике благовидное оправдание в том, что она-де накопляет имущество не для своих нужд, а для милостыни. Использовалась византийская формула, по которой богатства церкви принадлежат нищим. Это признают и сами церковные авторы. „Когда нужно было у нас твердилось, что „церковное богатство — нищих богатство“, но это были одни простые слова“” [Голубинский. Указ. соч. С. 552]. Глядя на подобное поведение князей и части духовенства, говоривших и писавших много о добродетели, а на деле попиравших её, народ, конечно же, невольно не мог серьезно воспринимать и христианство. К тому же, “не изменились нисколько с введением христианства и наши сословные отношения: рабство на Руси как существовало в языческое время, так и осталось. Раб не считался, как бы по прежнему, за человека: он был собственностью господина, который мог убить его безнаказанно. И опять-таки мы не знаем случаев, чтобы церковь становилась на защиту личности раба и восставала против рабства. Напротив, сами церковные учреждения владели у нас холопами” [Титлинов. Указ. соч. С. 597]. С введением христианства не изменилось и положение рабынь: как при язычестве сожительство рабовладельцев и работорговцев со своими рабынями было общепринятым, так оно осталось и при новой религии. Свод первых законов Руси “Правда Русская” говорит, что только при рождении ребёнка от господина рабыня имеет право (вместе со своим ребенком) на получение свободы, но и то после смерти господина [“Правда Русская”. Тексты. М-Л., 1940. Т. 1. С. 386; Греков Б.Д. Киевская Русь. М., 1953. С. 185]. Церковный историк проф. Голубинский с сожалением вынужден признать, что “С принятием христианства должны были измениться взгляды, но мало изменились нравы” [Голубинский. Указ. соч. Т. 1. С. 866].

Наследство Перуна.

Как же могло получиться, что религия Христа, которая производила часто в истории буквально ошеломляющие положительные результаты на развитие общества (колонисты в Америке, европейские страны после Реформации и т.д.), на Руси в течении длительнейшего времени оказала крайне незначительное влияние. Среди причин этого можно выделить несколько. Первое, о чем указывалось выше, народ не знал религии, в которую крестился. Второе, крещение проводилось насильно, что всегда вызывает внутренний протест, да и, порой, открытое противодействие. В-третьих, князья и духовенство далеко не всегда стояли на охране элементарных христианских норм и приличий, показывая народу на деле, что они их полностью игнорируют. Четвёртый фактор, и один из самых важных, состоит в том, что “На Руси христианство появилось не в том первородном виде, в каком оно было в первые века своего существования… Со времен Константина Великого (306—337), крестившего Византию, христианство стало государственной религией и все дальше и дальше отходило от принципов Нового Завета” — констатирует академик Борис Рыбаков [Рыбаков. Указ. соч. С. 434], ещё раз подчеркнём, специалист №1 по Древней Руси, авторитет мирового уровня, которого уж никак нельзя обвинить в какой-либо религиозной предвзятости. Господь не мог проявить всей Своей полноты во благо людей там, где открыто попирали Его Закон и учение — отвержение IV заповеди о субботе, учение о бессмертии души, деление верующих на духовенство и прихожан, особые облачения для духовенства, пышные церемонии при богослужениях, крещение не взрослых, а младенцев, заученные наизусть молитвы, обращение в молитвах к так называемым святым угодникам, вставание на колени перед иконами, пренебрежение к проповеди — таков далеко неполный перечень шагов ухода христианства от первохристианства. Именно в таком искаженном виде приняли наши предки христианство из Византии [Карев А.В., Сомов К.В. История христианства. ФРГ, БМ, Grobwallstadt, 1990. с. 209—210]. В-пятых, и это не менее важно, на Руси произошло действительно то же, что в Риме при Константине — соединение (синкретизация) язычества и христианства. “Соединение произошло „естественно“ и стихийно, причём, основой сложившейся синкретической религии были, скорее, дохристианские верования и обряды, чем христианские” [Крывелёв. Указ. соч. Т. 1. С. 344]. Так, в язычестве есть боги — покровители животных, земледелия, ветра, грома, торговли, ткачества, ремесленников, войны и пр. Такие же “функции” языческих богов “выполняют” христианские святые, каждый из которых “ответственен” за ту или иную сферу жизнедеятельности человека. Более того, оказывается, святые, поклонение которым является необходимым по утверждению некоторых церквей и на которых, как убеждают нас, стоит Русская земля, имеют языческое происхождение и атрибутику и не находят никакого отражения в Библии. Приведем высказывания по этому вопросу выдающегося ученого-этнографа и историка профессора Б.Н. Путилова из книги “Древняя Русь в лицах. Боги, герои, люди” (С.-Пб., 1999): “Из всего сложного клубка верований, связанных с Ильёй Пророком, наш исторический взгляд выхватывает главную нить — связь Ильи с культом небесного огня, молнией и грома, грозы. В язычестве воплощением этого культа был Перун. Илью роднят с Перуном даже некоторые атрибуты — колесница, стрелы… на христианского Илью перешли представления о языческом Перуне, который словно бы возродился в Илье…”. Библейский персонаж Илия “получил” черты языческого бога Перуна, что абсолютно не соответствует Священному Писанию (см. 3 кн. Царств 17—22 главы и 4 кн. Царств 1—2 главы. — прим. А.О.). “Христианский культ святого великомученика Георгия и связанный с ним образ Победоносца слились в Древней Руси с языческим культом Георгия — Юрия — Егория. На святого были перенесены свойства языческих божеств — Перуна, Ярилы и других… Это слияние особенно ярко выражалось в ежегодных календарных праздниках, посвященных Георгию — Юрию” [Там же. С. 102]. “Животных обходили с образом Георгия Победоносца; когда стадо собиралось, служили молебен, окропляли святой водой и обкуривали… освященною травой” (стр. 104). “В религиозном сознании людей Древней Руси Николай Угодник занимал место рядом с самим Христом… На этот счет сохранились свидетельства наблюдательных иноземцев: “Николу… аки Бога почитают православные” (16 век). “В случаях убедительной просьбы русские люди молят не ради Бога или Христа Спасителя, но ради Николы” (начало 17 века) [Там же. С. 111]. “В случае эпидемии падеж скота пытались приостановить — обещали “повеличать Великому Миколе”: откармливали бычка (его так и звали — миколец) для будущего жертвоприношения” [Там же. С. 113]. “Странно, но факт: непримиримый борец с язычеством, Власий на русской почве обрел черты языческого персонажа” [Там же. С. 123]. “Характерно, что в древнерусской иконописи Флор и Лавр были представлены в первую очередь именно как покровители лошадей” [Там же. С. 127]. (См. Чудо о Флоре и Лавре. Вологодская икона, 17 век.) “Русская религиозность — не столько религия Христа, сколько религия Богоматери, религия матери земли, женского божества… Мать-земля для русского народа есть Россия, Россия превращается в Богоматерь” — писал Н. А. Бердяев [Там же. С. 67]. Следует напомнить, что Рождество Богородицы (8 сентября по ст. ст.) — это уже знакомый нам древний праздник рожениц [См. Рыбаков В. А. Язычество древних славян. М.: Русское слово, 1997. С. 73]. Интересные параллели с язычеством можно наблюдать и в ряде обычаев, праздников. В частности, у древних славян дохристианской Руси был праздник, посвященный проводам зимы, — масленица. Непременным атрибутом этого праздника были блины — ритуальная поминальная пища, связанная с культом предков у древних славян, а также с культом бога Солнца, которого прославляли в надежде на будущий обильный урожай. Сегодня масленица включена в праздничный календарь некоторых церквей как мясопустная неделя перед Великим постом, в которую разрешается употреблять в пищу масло, творог, рыбу, мучные изделия (блины), но запрещается есть мясо. Кто из вас, дорогие читатели, особенно жители Украины, не слышал о колядках (коляде)? Когда к вам в дом стучали ряженые, осыпали вас зерном, пели песни, быть может, водили хороводы, а хозяева в этом случае должны были проявить хлебосольство, или, хотя бы, чем-то одарить ряженых. По обычаю жителей дохристианской Руси так праздновали обновление природы. После безуспешных попыток искоренить коляду, церковь включила ее в свой рождественский и крещенский циклы с 24 декабря по 19 января (святки). Играм и обрядам коляды церковь противопоставила “славление Христа”, хождение со звездой и пр. [Христианство: Словарь / Под ред. Л. Н. Митрохина. С. 234]. “На Руси на протяжении нескольких столетий больше всего строилось церквей в честь Богородицы — Матери Божьей (церкви: Успенские, Рождественские, Сретенские, Введенские и др.), в чем проявился древний, идущий из земледельческого неолита культ женского божества плодородия” [Рыбаков. Указ. соч. С. 529]. А вот, что о ситуации слияния язычества с христианством пишет крупнейший украинский историк академик Михайло Грушевский. “Притім в міру того як християнство виходило на межі культурнійших центрів, воно, зростаючи в скількості, тратило на змісті, на чистоті своїй. Воно приладжувало ся до останків старого культу й поглядів, мішалося з ними, й так повставала мішанина християнських і поганських елєментів, що в старім нашім письменстві має назву „двоєвіра“. Старі поганські свята, приладивши ся номінально до християнських, жили далі й не вважаючи на заходи проти них духовенства, подоживали до наших часів, а в ті часи мусіли заховувати в новій свіжості свій поганський зміст. Поруч християнської догматики жили далі поганські погляди на природу, заповнену ріжними чудесними силами, надприродними істотами, що намагали обережности й поважання. На християнських святих переносилися прикмети старих поганських богів (Перун — Уля, Дождь-бог — св. Юрий, Волос — св. Власий, і т.м.). З християнськими обрядами злучалися поганські — так поганське весілє зістало ся в цілости в своїм ритуалом поруч церковного вінчання, і ще в XVI—XVII в. в. (а по части й досі) весілє, а не вінчаннє уважало ся властивою санкцією супружества; на християнські поминки померших перенесено атрибути старої тризни; прикмети поганської жертви перенесено на т. зв. канун — поминальний принос до церкви, як воно й досі є, і т.м. Але двоєвірство було тільки більш виразним проявом того дальшого істновання поганського жита під християнською покровою, яке можно помічати й серед тої меньшости, що формально вповні прийняла християнство і діставала похвальні титули „благовірних “ і „христолюбців“. Сі „благовірні“ переважно брали тільки зверхню форму християнства — се ж було лекше, і зіставали ся на далі з звичаями і змаганнями, виробленими перед християнським житєм. Князі ставили монастирі й церкви, що зрештою було певною модою, певним спортом — мати своі церковні фундації, але ані трошки не вязали ся християнською етикою в своім житю, в своїй політиці. Христолюбці мали свої домашні церкви й возили з собою попів, їздячи в своїх справах в далекі дороги, але провадили житє своїх батьків, піячили й дуже мало дбали про чистоту житя. Се сполучення нових, християнських форм з старим, нехристиянським житєм приводило часов до комічних проявів. „Христолюбці споряджали пири в монастирях, для монахів, але запрошували на них і своїх знайомих, чоловіків і жінок, і один перед другим старали ся зробити пир як найгучнійший; мотив був ніби християнський — „нище любіє“ і „любов к монахам“, проповідани духовенством, але під сею покривкою задовляла ся амбіція богацтва й щедрости, й любов до всяких пирів; як іньших, так і на сих пирах не тримали ся дозволених трох чаш, пири переходили в оргії й кінчали ся скандальними сценами… Саме піячення покривали набожною покривкою: пили чашу за чашею во славу Христа, Богородиці, сівятих” [Грушевський М. Історія України – Руси. В 11т. К.: Наукова думка, 1993. Т. 3. С. 403—404]. “Чисто христианский праздник Пасхи был соединен с праздником Солнца и Перуна. В некоторых местах России святая неделя называется „гремящей неделей“; существует примета, что гром на „святой неделе“ — к урожаю. Место Перуна-громовержца занял пророк Илия. В Греции он же вытеснил Зевса. Самочинно продолжают жить и праздник Ярилы („всех-святское заговение“, с которым боролся еще Стоглав), и праздник Лады („Фомино воскресенье“). В честь Лады праздновалась и пятница — обычай, долго сохранившийся на Украине, где недельным праздником было еще в VI веке не воскресенье, а именно пятница, откуда и почитание в русском народе св. Параскевы-пятницы” [Греков. Указ. соч. С. 396]. “Нигде так ярко не отразились верования русских людей, не только одних „низов“, но и „верхов“, теоретически хорошо знакомых с христианской догматикой, как в „Слове о полку Игореве“. Автор его — несомненно христианин по своему мировоззрению: прославляя князей и дружину, „которая за христианы на поганые полки“, он противополагает христиан „поганым“ и направляет своего героя после избавления от плена „к святой Богородице Пирогощей“. Но в то же время он проникнут старыми русскими традициями; русский народ он называет внуками Даждьбога, Бояна — внуком Велеса, ветры внуками Стрибога” [Греков. Указ. соч. С. 396]. Весьма интересен в проблеме соединения язычества с христианством вопрос недельного цикла, имеющий очень интересные библейские параллели. “Неделя начиналась с воскресенья… четверг был… днём Юпитера, Перуна; пятница — днём Фрейи, Макоши. Воскресенье было… днем Дажьбога — Солнца. Следует обратить внимание на то, что церковное обозначение первого дня седмицы по пасхальному дню („воскресение Христа“) долгое время заменялось иносказанием — „неделя“, т.е. „праздник“, день праздности, неделания. Западные аналогии дают нам обозначение этого дня Солнца (Sontag, Sunday и др.)” [Рыбаков. Указ. соч. С. 623—624]. Во-первых, здесь показывается, что первым днём недели в русском календаре, как и во всех календарях, был день солнца, а седьмым днём — суббота, как и говорится в Библии. Во-вторых, на Руси, так же, как и в очень многих странах, этот день был посвящен солнцу. В-третьих, на Руси, как и в Риме, с официальным введением христианства, как государственной религии, от библейской субботы, как дня покоя, не признаваемого язычниками, отказались, заменив его привычным для языческого населения днём солнца. Однако, чтобы хоть как-то затушевать столь грубое попрание Закона Божьего, его назвали воскресеньем. Причём, называли его так, в основном, только на Руси, в других странах этого лицемерия не совершали, продолжая открыто его называть днём солнца. “Масленичное обрядовое печенье — блины удержалось в русском быту до наших дней… блины являются символом солнца, и их изготовление и коллективное поедание отмечало победу дня над ночью” [Рыбаков. Указ. соч. С. 631]. “С весенними праздниками, в значительной мере поглощенными Пасхой, связан и культ яиц, как источника жизни. Мне уже приходилось писать о чрезвычайно архаичных космогонических изображениях на пасхальных яйцах-писанках, сохранивших миф о двух небесных лосихах-роженицах, миф, возникший за несколько тысячелетий до христианства” [Рыбаков. Указ. соч. С. 631; Соколова В.К. Весенне-летние календарные обряды русских, украинцев и белорусов. М., 1979]. Практически весь быт городов и деревень Руси строился на протяжении многих веков, а кое в чём, особенно в деревнях, ещё и строится, сугубо на языческой философии (подробно см. Рыбаков. Указ. соч. С. 438—490; 527—620). Таким образом, в силу данных факторов религия Христа не могла оказать своего полного исцеляющего влияния на жизнь Древней Руси. Но даже несмотря на это, христианство, конечно же, принесло свои добрые плоды. Говоря о массовых духовных отступлениях тех лет, грубом попирании Божьего Закона, нельзя не упомянуть и о действительно истинных подвижниках русской земли того времени, включая и религиозных деятелей, которые искренне сокрушались творимыми беззакониями. Тех, которые пытались в меру сил остановить “оязычивание” христианства. Но их было совсем немного и они не смогли остановить и обратить большинство людей в сторону Христа. К началу XIII века Русь была раздираема междоусобицами. Авторитет церкви стоял низко, а язычество возрождалось с новой силой. И тут на нашу землю пришёл Божий Суд — нашествие монголо-татар. Причём то, что нашествие монголо-татар произошло за грехи людей, поняли многие выдающиеся церковные деятели своего времени. Так игумен Киево-Печерского монастыря Серапион, ставший за год до смерти (1275) епископом Владимирским “в нашествии иноплеменников видит карающий перст Божий, возмездие за грехи и призывает людей к покаянию” [Кусков В.В. История Древнерусской литературы. М.: Высшая школа, 1977. С. 113]. “Четвертое и пятое Слово Серапиона посвящены осуждению народных предрассудков и суеверий” [Там же. С. 113]. Эта же мысль отражена и в другом произведении того страшного времени “Повести о приходе Батыя на Рязань”, гибель которой связывается с наказанием Божьим за грехи [Кусков. Указ. соч. С. 111]. Прошли века с той поры, и мы, в отличии от подвижников тех лет, до сих пор ещё не хотим исправить своих духовных путей, отказавшись от языческих верований и обрядов в христианстве, даже если их и исповедывали наши отцы и они родственны нам исторически, да, порой, и генетически. Второе Пришествие Христа будет подобно монголо-татарскому нашествию, страшным судом для всех, кто отрёкся от Него, Его учения и Закона.

Корона, стоившая государства.

“В год 6745 (1237), Августа 3-го, около полудня начало солнце темнеть от запада, а на востоке осталось его, как луна пяти дней; и была тьма: потом с запада показался свет, а к югу потемнилось все. И после долгого часа просветилось всё. От сего был страх и трепет видевшим и слышавшим людям по всей Русской земле”, — писал древний летописец, ещё не подозревая, что на Русь действительно надвигается тьма [Цит. по Татищев. Указ. соч. Т. 2. С. 545]. Моногло-татары, ведомые ханом Батыем, страшным смерчем пронеслись по русским землям, опустошая селения и громя города. Русские крепости падали одна за другой. “И не оста во граде ни един живых, вси равно умроша и едину чашу смертну пиша; несть бо ту ни стонюща; ни плачуща и ни отцу и матери о чадех, или чадом о отци и о матери, ни брату о брате, ни ближнему роду, но вси вкупе мертвы лежаша” — говорит современник тех страшных событий в своей “Повести о приходе Батыя на Рязань” [Цит. по Кусков. Указ. соч. С. 111]. Оставшиеся в живых князья признали над собой власть золотоордынского хана. Одновременно с этим на Русь стали наступать (в том числе и идеологически) с запада немецкие рыцари, благословляемые римским папой, мечтающем о переходе Руси в католичество. И вот, римский первосвященник обращается через своих посланников к двум наиболее влиятельным русским князьям: Александру Невскому, великому князю, столица которого была во Владимире-на-Клязьме, и к Даниилу, князю Галицкому [Полонська-Василенко. Історія України. В 2т. К.: Либідь, 1993. Т. 1. С. 199]. К Александру Невскому папа Иннокентий IV отправляет двух кардиналов — Галда и Гемонта, которые, прибыв к князю в 1252 году, передали следующее папское послание: “Иннокентий епископ, раб рабов Господа, знаменитому мужу Александру, князю суздальскому… Ты не должен отвергнуть нашей просьбы, которая служа с нашей стороны исполнением долга, послужит в то же время и твоим выгодам, потому что, когда мы, таким образом, требуем, чтобы ты боялся Бога, и, любя Его всею душою, исполнил Его заповеди, конечно ты не оказался бы в здравом разуме, если бы отказал в повиновении нам и даже Самому Богу, наместником Которого… мы являемся на земле… Впрочем, вследствии этого послушания честь какого-либо государя отнюдь не уменьшается, потому что достойно правят своими народами те, которые, сами стремясь властвовать над другими, в то же время стараются о повиновении божественному превосходству. Поэтому мы просим твое величество, увещеваем и прилежно убеждаем, чтобы ты снова признал своею матерью римскую Церковь и оказал послушание ее первосвященнику. Постарайся, также, действительно привлечь к повиновению апостольскому престолу и твоих подданных… Да будет тебе известно, что если ты воспользуешься нашим или лучше — Божьим благоволением, мы будем считать тебя наилучшим между католическими государями и всегда с особенным усердием будем стараться об увеличении твоей славы… Дано в Лионе 8 февраля 1248 года” [Цит. по Хитров М. Александр Невский. М.: Панорама, 1991. С. 129, 130—131, 132]. Этим письмом папа предлагает свою помощь в борьбе против татар, а самому Александру — королевский титул. Но это в обмен на признание авторитета и верховенства папы и католизации Руси. Подобные же послания папа шлёт и Даниилу Галицкому, предлагая ту же корону, помощь в борьбе с татарами, но в обмен на это — переход в католичество. Перед двумя действительно выдающимися деятелями Руси стал выбор: или политическое подчинение татарам, которые, однако, не только не вмешивались в религиозную жизнь русских, но даже освободили православную церковь от налогов, или политический союз с западными державами с целью свергнуть татарское иго, войти в состав ведущих европейских держав, но при этом перейти в католичество. Выбор был очень тяжелым и ошибка в нём определяла судьбы не только их, но и всего народа, управляемого ими. Они избирают два прямо противоположных решения: Александр идёт на сближение с татарами, решительно отказав папским послам, напротив, “политический курс Даниила состоял в том, чтобы выделить Галицко-Волынское княжество в самостоятельное феодальное государство, ориентированное на запад” [Гумилёв Л.Н. От Руси к России. М.: Экопрос, 1992. С. 129], для чего он идёт на союз с папским Римом. В 1253 году папские легаты встречаются с Даниилом в Кракове, а затем вместе едут на Галичину и в Дорогичині происходит его коронация. Так “Даниил прийняв вінець від Бога, від церкви св. апостолів, від стола св. Петра, від отця своего папи Інокентия і від усіх його епископів” [Грушевський. Указ. соч. Т. 3. С. 72]. Однако переходить в католичество Даниил не спешит, он ждёт обещанной папой помощи, которая ему теперь необходима, ибо он выступает открыто против монголо-татар. Вначале Даниилу удаётся нанести им ряд поражений и он даже подумывает уже отправиться к Киеву [Полное собрание русских летописей. Указ. соч. Т. 2. С. 838]. Однако, обещанной помощи он от папы и западных держав не получает. Цели папства, которое нисколько не хотело усиления и единения Галицко-Волынского государства, были совсем иными. Оно ставило перед собой “задачу — использовать русских ратников в борьбе с монголами, обескровить Русь и покорить её, подобно Прибалтике” [Гумилёв. Указ. соч. С. 130]. Вот этого и не понял в своё время Даниил, мечтающий о равноправных отношениях с западными державами, которые лишь внешне заигрывали с ним, называя его королём, вместо князя, а в душе презирая варвара и мечтая захватить его земли. Даниил, начиная только теперь, видимо, понимать это, рвёт отношения с папским престолом [Грушевский. Указ. соч. Т. 3. С. 73], но это уже никакой роли не играет. В 1258 году на территорию Галицко-Волынского королевства вторгаются монголо-татарские орды под предводительством одного из лучших полководцев того времени Бурундая. Сопротивляться смысла не было. Навстречу Бурундаю Даниил отправляет своего брата, Волынского князя Василько, который изъявляет полную покорность и принимает участие вместе с монголами в разгроме Литвы. В следующем году Бурундай с неменьшими силами вновь подступает к Галичине, имея целью уничтожение мощи этого государства. Даниил, вновь опасаясь за свою жизнь, навстречу не едет, а отправляет брата, своего сына Льва и епископа. “Бурундай стрів князів докорами і криком (велику опалу створшу), а маючи тепер їх в руках, зажадав, або вони знищили укріплення своїх городів — зробили свою землю безоборонною супроти татар. Князі мусіли послухатися: Василько вислав своїх людей розкидати укріплення Кремінця й Лучська, а Лев теж саме зробив із Даниловим, Стожком і Львовом… По дорозі Бурундай з Васильком приступив під Владимир і зажадав знищення також володимирських укріплень. Василько для скорости казав запалити укріплення” [Грушевський. Указ. соч. Т. 3. С. 88—89]. Так собственными руками галицко-волынские князья уничтожали возведённые ими крепости. “Цей… напад татар зруйнував усе, що зробили Данило та Василько для оборони Галицько-Волинської держави” [Полонська-Василенко. Указ. соч. Т. 1. С. 206]. Даниил не смог долго пережить этого страшного удара сведшего на нет усилия всей его жизни. Сделанный им выбор в своё время в пользу папы, так много обещавшего и предавшего в самый решительный момент, принес свой первый плод. Когда в 1264 году в Холме умер Даниил, никто ещё не знал, что дни созданной им державы уже сочтены. Его преемники остались заложниками избранной им прозападной политики. Польша, Чехия, Литва, Венгрия всё более и более вмешивались в дела Галичины, разорённой татарами и не могущей оказать сколько-нибудь сильного сопротивления. В это же время Владимирская (а позже, Московская) Русь, благодаря союзу с могучей Золотой Ордой, были предохранены от экспансии набирающих силу католических держав, рвущихся на Восток, но боящихся татар. Москва незримо для Орды копила силы и создавала централизованное государство (чему невольно способствовала и Орда — ибо собирание дани легче вести в стране где есть порядок) [Гумилёв. Указ. соч. С. 131—132] для решающего удара, когда она могла сбросить иго и внезапно появиться на европейской арене могучим государством. У Галичины же не было возможностей накопления сил из-за постоянных вторжений западных соседей и собственных смут. Фактически к 1340 году Галицко-Волынское государство существовало чисто номинально, а в 1378 году окончательно прекратило своё существование. Его земли были разделены между Литвой и Польшей [Пашуто В.Т. Героическая борьба русского народа за независимость. М.: Политиздат, 1956. С. 248]. Папство одержало полную победу, включив эти земли в сферу своего влияния, и начав их католизацию, путём учреждения католических монастырей во Львове, Городке, Галиче, Коломии. Основываются католические епископии в Галиче, Перемышле, во Львове [Полонська-Василенко. Указ. соч. Т. 1. С. 238]. Пройдёт совсем немного времени, и на исконно украинских землях начнут хозяйничать иноземцы, превратив галичан в своих рабов. И всё это будет делаться под благословение Рима. Папство сыграло зловещую роль в истории Галицко-Волынского государства, заманив его в самую настоящую западню, из которой удалось выбраться лишь во времена Б. Хмельницкого. С помощью золотой короны папа приобрёл без единого выстрела территорию, не уступающую Италии. Папство принесло неволю украинской земле, и сегодня оно снова пытается наверстать то, что получило в XIV веке, но потеряло при Хмельницком.

Протестантизм на Руси.

Когда после распада СССР в нашу страну стали приезжать зарубежные миссионеры, то их официальные церковные круги объявили оккупантами, вторгающимися на исконно православные земли. Успешному во многом распространению подобного заявления способствовал тот факт, что в нашей стране само понятие протестантизм, протестантские церкви было, толком, неизвестно, и звучало оно из уст государственной церкви или властей только с точки зрения секты. Поэтому и зарубежных евангелистов “окрестили” сектантами, заманивающими людей в свои страшные “секты” и отдаляя их от истинного христианства. Однако, мы уже видели, что в религии, принятой Владимиром, как раз истинного чистого христианства было мало и ещё меньше его стало после наложения на него языческих представлений древних славян. Мы так же видим, что европейский протестантизм как раз и поставил задачу возвратить людей и церковь к чистоте Христова учения. И сегодня мы можем наблюдать, что именно те страны, народы которых приняли протестантизм, стали наиболее экономически и культурно развитыми во всём мире. Это — США, Канада, Германия, Великобритания, Швеция и т.д. (подробно об этом см. Опарин А.А. “Религии мира и Библия”. Харьков: Факт, 2-изд. 2001). Сегодня в странах бывшего СССР приверженцев протестантского направления христианства становится всё больше и больше. Однако, протестантизм не только ближе к учению Христа, но и на территории нашей земли это отнюдь не новая религия. Сегодня независимые идеологически учёные не только не говорят о протестантизме, как каком-то тёмном сектантстве, чуждом украинскому и русскому народам, но отмечают как его прогрессивный характер, так и глубокие вековые корни на нашей земле. Вот что об этом пишется в учебнике “История протестантизма на Украине”, рекомендованном Мин. Образования Украины. “Духовне життя України невід’ємне від її релігійних традицій, що, як правило, асоціюються з православ’ям, католицизмом, уніатством. Однак, повне бачення самобутності нашого краю неможливе без знання минулого і сучасного протестантизму. Ця конфесія має таку давню і багату історію, що дає всі підстави характеризувати Україну як представницький, протестантський регіон у слов’янському світі. Тісно пов’язана із формуванням української культури, освіти, мови, з багатьма поворотними моментами вітчизняної історії, конфесія виконує певну роль у сьогоднішніх релігійних процесах, духовному житті країни… Неминуче повернення України у лоно цивілізованого світу, її орієнтація на захід надзвичайно актуалізують питання про роль протестантизму в суспільному і духовному житті… Конфесія розвивалася в Україні майже п’ять століть. Тепер вона за кількістю віруючих посідає третє місце після православ’я та греко-католицизму, а за відсотком молоді у громадах випереджає всі християнські і більшість нехристиянських течій” [Любащенко В.І. Історія протестантизму в Україні. Курс лекцій. К.: Поліс, 1996. С. 5, 6]. Ибо Русь, как мы увидим ниже, так же имела своих реформаторов, подобно Гусу, Лютеру и Кальвину. Причём, что интересно, что даже практически совпадают не только их учения между собой, но и время деятельности. Однако, прежде чем говорить о средневековых реформаторах Руси, необходимо вспомнить, что христианство на Русь пришло задолго до Владимира, и в отличии от его эпохи, пришло в чистом нетронутом виде. Это христианство принёс на Русь апостол Андрей, Климент и первые мученики Ефесского и Смирнского периодов. Весьма активную деятельность вела на Руси в раннее средневековье и Ирландская церковь. “Это своеобразная церковь, рано обособившаяся от Рима, убежденно проповедовала Евангелие в Европе, а её влияние до завоевания Англии норманнами (1066 год) было весьма заметным. О том же пишет А.Г. Кузьмин, указывая на отдельные частности христианства на Руси, ведущие к ирландским миссионерам… для Руси ирландское влияние опосредовано западно-славянской церковью. Отсюда, с земель юго-западного славянства, на Русь идут кадры священнослужителей, литература, переходит и церковная традиция” [Прошин Г. Второе крещение. В кн. Как была крещена Русь. Указ. соч. С. 136]. Более того, церковь Ирландии рассматривается как один из путей христианизации Руси, несмотря на столь далёкие расстояния, если ещё принять во внимание и возможности передвижения в средневековье. Христианство проникло в Ирландию в IV веке, и это событие связано с именем выдающегося подвижника св. Патрика. “Благословенные плоды деятельности Патрика во всей полноте своей проявились в позднейшие годы. Об Ирландии этого времени писали как о своего рода райском уголке мира, неповрежденного евангельского учения. Так что она получила признание „Острова святых“” [Миллер. Указ. соч. Т. 1. С. 381]. “Со времен Патрика вплоть до середины двенадцатого столетия ирландская церковь беспрестанно утверждала свою независимость от Рима и сохраняла положение как деятельная, живая ветвь церкви Божьей, которая не признавала над собой никакой земной власти” [Там же. С. 384]. Проповедники ирландской церкви несли весть Евангелия в Галлию, Италию, Швейцарию, Шотландию, Моравию и Паннонию [Исаченко А.В. Вопросы славянского языкознания. М., 1963. Вып. 7. С. 43]. Подробно об истории и устройстве ирландской церкви см. Диллон М., Чедвик Н.К. Кельтские королевства. СПб.: Евразия, 2002. С. 195—251]. Но такое христианство не устраивало Владимира, нуждавшегося в церкви, как неотъемлемой части государственного аппарата, как рычага, с помощью которого легко влиять на народ. Однако свой след ирландская церковь оставила, а главное, много людей смогло узнать чистое Евангелие Христа, а не его искажения в византийском духе. Русские летописи нам сохранили много сведений о движениях внутри церкви, которые отказывались признавать многие из её положений. К сожалению, об учении этих еретиков, как их именовала официальная церковь, сохранилось мало, но сам тот факт, что летописи конкретно их не упоминают, говорит о том, что ничего собственно еретического, антиевангельского они не содержали.

Первые русские реформаторы.

Первые сведения о выступлениях против учения официальной церкви относятся к середине XIV века, когда в Твери три последовательно сменявших друг друга епископа: Андрей, Федор Добрый и Евфимий Вислень стали открыто высказывать взгляды, противоречащие доктринам православной церкви. В это же время подобное выступление происходит и в Ростове Великом, возглавляемое неким Маркианом. Церковная летопись осуждает его за то, что он “учил иконам святым не поклоняться, называя их идолами, и разсеевал много других зловредных мыслей, так что поколебал князя, бояр и народ” [Цит. по Клибанов А.И. Реформационные движения в России в XIV — первой половине XVI в. М., 1960. С. 164]. Против еретиков немедленно выступают церковные иерархи. В 1390 году в Москве собирается собор, на котором рассматривается дело тверского епископа Евфимия Висленя, который, по словам летописи, “воздвигает мятеж и бурю на церковь”. “Митрополит же съвъкупи з бояры, нача судити, и не обретеся у Еуфимия владыки, Висленя, правда в устах его… Архимандриты, игумени, попове, дьякони, бояре истязаша его в многых судех, митрополит же суди по правилом святых отец собором и извергоша его” [Присёлков М.Д. Троицкая летопись. СПб.: Наука, 2002. С. 437]. Однако уже сам факт того, что на Тверской епископской кафедре в течении более 40 лет сидели люди, бывшие по убеждению еретиками в глазах официальной церкви, говорит о многом. Как о многом говорит тот факт, что эти “еретики” были образованнейшими людьми своего времени и происходили по примеру западноевропейских протестантов (Лютер, Кальвин) из внутрицерковной среды, занимая епископскую кафедру. Влияние же ростовского Маркиана было ещё более значительным, несмотря на его преследования Ростовским митрополитом Иаковом. Так “После трёхлетней борьбы 1386—1389 — Маркиан был изгнан из города. Такой, по существу, компромиссный исход всего столкновения свидетельствует о том, что еретика поддерживали достаточно мощные силы с которыми охранителям было опасно вступать в борьбу” [Крывелев. Указ. соч. Т. 1. С. 387—388]. Подобные антицерковные выступления были и в Новгороде в 1340 и 1342 гг. Активизации реформаторского движения среди духовенства и простого народа способствовала поездка в 1355 году московского митрополита Алексия в Константинополь. Алексий, будучи замечательным государственным и духовным деятелем “использовал поездку в Константинополь и пребывание там в течении некоторого времени для того, чтобы сверить имевшийся у него на руках список Нового Завета с лучшими греческими. Алексий… не только очистил этот славянский перевод от многих ошибок и описок, внесенных в него прежними переписчиками, но, хорошо зная греческий язык, сам внес немало исправлений и уточнений в славянский перевод, после чего Алексий собственноручно переписал его” [Рижский М.И. История переводов Библии в России. Новосибирск: Наука, 1978. С. 44—45]. И хотя этот перевод размножен фактически не был, своё дело он сыграл в готовящейся самой настоящей попытке кардинальной духовной реформы, которая произойдёт на Руси через сто с лишним лет.

Идеи Я. Гуса на украинской земле.

Сжигая великого чешского учителя папа надеялся, что вместе с ним будут сожжены и его идеи. Однако этого не произошло. Его идеи доходят до Украины, встречая у нас тёплый отклик. Более того, многие украинцы принимают участие в гуситских войнах, помогая отстаивать Реформацию. Так личный представитель князей Острожских Федько Федорович, именовавшийся в чешских летописях Фридериком, князем русским, не только принимает участие в войне, но и становится одним из видных военачальников таборитов [Heck R. i Maleczyńska E. Ruch Husycki w Polsce. Wybor tekstow zrodlowych., Wroclaw, 1953. S 114]. О том, что весьма многие влиятельные украинские роды выступили на стороне гуситов, предоставляя им помощь и служа в гуситском войске, свидетельствует грамота Польского короля Владислава, противника гуситов, обращенная к рыцарству земли русской (от 27 мая 1423 года). В ней, в частности, говорится: “Исполняет нас очень большим смущением и болью, что некоторые из Вас, жителей нашего королевства… выступили на помощь вышеназванным гуситам. Теперь на желание наше… для нашей славы и процветания королевства нашего, а, главное, для… отпущения грехов от наказания и от вины, отказываются от встречи с нами и твердят, что они неспособны к путешествию” [Там же. S. 85]. В это же время гуситы пытаются наладить связи с православным духовенством в совместной борьбе против Рима. Кстати, высшее духовенство Византии весьма положительно отозвалось об учении гуситов и выступило за продолжение диалога! [Пальмов И. К вопросу о сношениях чехов-гуситов с восточною церковью в первой половине XV века. СПб., 1889. С. 20—25]. Однако этот интересный и ещё недавно даже немыслимый диалог был прерван из-за разгрома гуситов и падения Константинополя.

Прерванная реформа Ивана III.

Духовные искания и протестантское движение в России и Украине, казалось, слились к 1471 году в Новгородской земле, форпосте Московской Руси. Вторая половина пятнадцатого века ознаменовалась бурным ростом и укреплением Российского государства. Этот процесс неразрывно связан с именем одного из выдающихся правителей России, деда Ивана Грозного — Ивана Третьего Великого (1462—1505). Именно при нём было сброшено ордынское иго, фактически завершена централизация Руси, издан судебник, налажены дипломатические отношения, фактически, со всеми крупными странами того времени. Иван III умел окружить себя способными помощниками, будучи и сам человеком прекрасных административных дарований, будучи одним из образованнейших людей своего времени. Иван Третий женился на племяннице последнего византийского императора Софье Палеолог с целью демонстрации преемственности Руси Византии, а через неё и Древнему Риму. Отсюда же возникает понятие: Москва — Третий Рим! Иван III мечтал видеть Россию сильным и процветающим государством, не уступающим в мощи ни Византии, ни Риму. Но он понимал, что для этого необходима и определённая религиозная реформа. И поэтому он с большим интересом и вниманием отнёсся к поступившим сообщениям из Новгорода, куда из Великого Княжества Литовского прибыло посольство киевского князя Михаила Омельковича, в его составе был некто Захария, который проповедовал идеи, значительно отличающиеся от православия. Ими он поделился с новгородскими священниками Денисом и Алексеем, которые их приняли всем сердцем. В чём же состояли эти идеи? Церковные источники тех лет всячески клеймят как их самих, так и их последователей, называя их “жидовствующими”, и астрологами, и чернокнижниками и пр. Однако независимыми современными учёными, исследовавшими этот период, показано, что “Звичайно, єретики не були послідовниками іудейської віри, а виходили, переважно, з православ’я… Вони критикували інститут церкви як прислужниці антихриста (держави), заперечували поклоніння хресту та іконам, вважаючи їх ідолами, що відвертають людину від Живого Бога та істинної віри” [Любащенко. Указ. соч. С. 64, 69]. “Они… выступали против культа святых, мощей и против монашества, … даже отрицали загробную жизнь” [Рижский. Указ. соч. С. 54]. “Учили же они, прельщая простодушных людей, так: прежде всего хулить монастыри, обвиняя их в том, что они имеют села, затем укоряли попов и епископов, говоря: „Живут попы и епископы не по Евангелию, они — ложные учителя, накапливают имущество, много едят и пьют и по Евангелию не учат — учат человеческим измышлением“. А о себе эти еретики говорят, что они лучше всех узнали истину, и живут по Евангелию, и имеют больше мудрости, чем святые отцы. И святых отцов хулят и называют их неистинными учителями, себя же именуют истинными учителями. Потом хулят святые церкви, называя их кумирницами, крест христов и святые иконы называют кумирами, мощи святых мучеников и всех святых именуют эллинскими мертвецами, а почитающих все святое и божественное зовут погибшими и заблудшими, последователями человеческих измышлений. Книги святых отцов и церковные правила именуют ложным писанием, повелевают читать одни лишь книги Ветхого завета, и Евангелие, и Апостол. Прочие же книги святых отцов и мучения святых и жития и учения святых мучеников не разрешают читать. Учат также не верить в то, что на святых почиет божия благодать, и чудеса от них именуют ложными и пророчества их — не от святого Духа, и богородицу считают простой женщиной. [Они утверждали] „Как христиане, крещенные во имя Отца и Сына и святого Духа, вы обещали и обязались верить и соблюдать те обряды, каких придерживается святая апостольская соборная церковь Христова. Так вы и мыслили и пребывали в благочестии по своему обещанию богу и исповеданию и доныне, подобно отцам вашим, изначала принявшим крещение при Владимире. Ныне же пришли в вашу землю некие, выдававшие себя за черноризцев, и стали учить, говоря: „Неправая у вас вера, и гневаете вы бога вашим мнимым благочестием — ходите в церкви каменные, а это в Евангелии и Апостоле не писано. Писано — апостолы в горницу собирались, а не в церковь; ибо не было церкви при апостолах. Единою церковью в Иерусалиме была древняя, о которой Христос сказал: „Не останется камня на камне“, и прочее. Не подобает церквам ныне быть после разрушения древней церкви. Ныне же не церкви созданы, но кумирницы и хранилища золотых украшений. Ибо Златоуст в слове „Когда предстала царица“ говорит: „Церковь не стены, но собрание верующих“. Он же в Маргаритах говорит: „Не храм освещает собравшихся, но собравшиеся делают храм святым“. Писано также в грамоте вашей, что те же пришельцы говорили вам: „Не подобает почитать иконы Христа, и его матери, и ангелов, и мучеников, и отцов церкви. Бог заповедал: „Не сотвори себе, сказал он, никакого подобия того, что на небе наверху и на земле внизу, и того, что в воде и под землей, и не поклоняйся им и не служи им“. И в Псалмах написано: “Идолы язычников — серебро и золото, дело рук человеческих. Уста имеют и не говорят, очи имеют и не видят, уши имеют и не слышат, ноздри имеют и не обоняют, руки имеют и не осязают, ноги имеют и не ходят, и не возглашают гортанью своей“. И в Премудрости (Соломона) написано: „Нечестивы и уповают на мертвых те, кто именует богами деяния рук человеческих — золото и серебро, измышления ума и подобия животных“. И немного далее говорит: „Если кто отсечет от дерева подходящий кусок и своим мастерством создаст образ и уподобит его человеку или какому-нибудь из животных, расписав красками и нарисовав алые цветы, всячески его украсив, и найдёт ему подобающее место, поместив на стене и укрепив железом, чтобы не упал, видя и зная, что тот образ сам себе помочь не может и потребна ему помощь“, и прочее, как написано в Премудрости. И в Послании Иеремии в Вавилон написано: „Ныне вы увидите в Вавилоне богов серебряных, золотых и деревянных, которых носят на плечах, чтобы пугать чужеземцев. Не бойтесь, дабы и вы не уподобились иноплеменникам, которых охватывает из-за них страх, когда они видят, как кланяется им весь народ“. И немного далее говорит: „Скипетр имеет, как человек, главный судья страны, а согрешающего перед ним не убьет. Также саблю имеет в руке и секиру, а сам себя на войне и от разбойника не защитит; поэтому мы знаем, что они не боги, не бойтесь же их“. И немного далее говорит: „В их храмах устанавливают жрецы двери, которые закрывают ключами и засовами, чтобы разбойники не обворовали храм, зажигают многочисленные светильники, потому что сами по себе они не видны. Над телами и головами идолов парят летучие мыши, а также летают ласточки и иные птицы. Поэтому можете узнать, что они — не боги; не бойтесь же их. Если кто не очистит от ржавчины позолоту, которой они украшены, она не заблестит: когда идолов отливали, они этого не чувствовали. За плату они куплены, нет в них души. Лишенных ног носят на плечах, обнаруживая тем перед людьми их нечестие“, и прочее, как написано в Послании Иеремии. И иконы тоже дело рук человеческих: очи имеют и не видят, и прочее, и красками расписаны и позолочены так же, как идолы, и украшены так же. И по Писанию, иконы — идолы, и в Евангелиях ничего не написано об иконах. Грех почитать иконы“. Писали вы мне еще в грамоте вашей, что эти пришельцы говорят вам: не подобает читать о мучениях святых мучеников, потому что от этого люди впадают в соблазн: писано в житиях, что они укоряли мучителей, а это не подобает делать. Не подобает также почитать и жития святых отцов, потому что от них, как и от мученических житий люди впадают в соблазн. Также не подобает ни почитать мощи апостолов, мучеников и святых отцов, ни призывать их в молитвах, потому что это человекослужение, а человекослужение предано проклятию. Укоряет таких и пророк, говоря: „Живые обращаются за помощью к мертвым“. Ибо апостолы творили чудеса и помогали людям, когда были живы; после смерти же ни они, ни мученики, ни святые отцы ничем не могут помочь тем, кто молится им: мертвецы они такие же, как и всякие мертвецы. И у эллинов были такие же мертвецы. И чудеса от их мощей бывают для искушения людей, а не святым Духом. Где написано, что тела нетленны? Поэтому тот, кто почитает мертвые тела и призывает мертвых к молитве, есть человекослужитель и отступник от заповедей: презирая государя, молится рабу, оставя бога, призывает на помощь мертвецов. Также и дни поминовения праздновать не подобает: это великий грех. Также писали вы мне в грамоте вашей, что говорят ваши пришельцы: „Не подобает слишком почитать родившую Христа, ибо сказал Христос: „Кто мать моя и кто братья мои? Тот, кто творит волю пославшего меня, тот мне брат, и сестра, и мать“. И поэтому мать Христова не заслуживает почитания, но так же, как все женщины, так и она. Почиталась, когда Христа в утробе носила, а после того, как родила Христа, не имеет святости. Ибо пока кошель полон серебреников, его оберегают, когда же опустошится, тогда тот кошель в пренебрежении бывает, ибо он — ничто; так же и мать Христова, когда родила, стала как все женщины. И крест, которому поклоняются, есть дерево. Какую он святость имеет? Как и всякое дерево, как столб, не имеет святости. Крест — это то, о чем господь сказал: „Возьми крест свой и следуй за мной“, а не тот крест, который сотворяют руками и поклоняются ему“. Писали вы мне в грамоте вашей, что эти пришельцы именуют попов в церкви ложными учителями, говоря, что в Маргаритах написано: „Ныне попы — не священники божии, но лицемеры во священстве“. О попах же говорит и господнее слово: „Горе вам, книжники, фарисеи, лицемеры“. Писали вы мне еще в грамоте вашей, что эти пришельцы говорят: „Так же, как иудеи и мучители в древние времена подвергали гонению апостолов, так и нас гонят впавшие в заблуждение, пото му что мы истину знаем лучше всех, из-за того нас и гонят. Златоуст писал, толкуя евангельскую притчу о плевелах на поле, что не подобает убивать еретиков. Они же нас, познавших истину, гонят, как и апостолов, и возбраняют нам толковать слово божие” [Памятники литературы Древней Руси. Середина XVI века. М.: Художественная литература, 1985. “Об умствованиях Косого”. С. 235, 237, 239, 241, 245, 247]. Своё название “жидовствующие” они получили от того, что указывали на необходимость соблюдения IV заповеди — почитания субботы. Кстати, проправославнонастроенные учёные так же говорят об этом [Карамзин. Указ. соч. Т. 2. С. 495, Житие преподобного Феодосия Тарновского // ЧОИДР, 1860. Кн. 1. С. 65—69]. Одно из последних исследований Реформации на Руси XV века было проведено профессором О. Жиганковым. Вот, что он пишет: “Выделяя главные отличительные черты движения жидовствующих, мы можем отметить следующие основные моменты в их вероучении:

1) Утверждение авторитета Писания над авторитетом Предания…

2) Утверждение религии как пророческой (т.е. исторический подход к исполнению пророчеств)…

3) Единство души и тела; отрицание бессмертия души;

4) Необходимость свободного выбора, свободы совести;

5) Соблюдение всех заповедей Божьих, включая заповедь и о субботе;

6) Теория искупительной смерти Христа…

7) Общение с Богом через молитву и изучение Священного Писания, минуя посредников — духовенство;

8) Непротивопоставление религии науке;

9) Неприятие тех учений Предания (иконопочитание, монашество и т.д.), которые не находят поддержки в Писании” [Жиганков О. Еретики, или люди, опередившие своё время. Заокский: Источник жизни, 1996. С. 86]. Как видим, они были крайне близки западноевропейским реформаторам и даже кое в чём опередили их. Это были идеи, основанные сугубо на Библии. Это были передовые идеи своего времени, которые вывели вскоре из мрака схоластики и фанатизма большинство европейских стран, дав небывалый по силе толчок в развитии науки, культуры, искусства, экономики. Толчок, осуществленный благодаря возвращению человека к своему Богу и обретению у Творца подлинной свободы, которая творит и созидает. Поэтому не случайно и на Руси сторонниками этого Евангельского учения становятся лучшие представители духовенства и княжеских помощников. Именно поэтому оно заинтересовывает и самого Ивана III, увидевшего в нем большую перспективу. Князь посещает Новгород, беседует с ними, и “в 1480 году взял попов Алексея и Дионисия в Москву как пастырей отличных достоинствами: первый сделался протоиереем храма Успенского, а второй Архангельского. С ними пришёл туда и раскол, оставив корень в Новгороде. Алексей снискал особенную милость государя, имел к нему свободный доступ” [Карамзин. Указ. соч. Т. 2. С. 494—495]. Вскоре новое учение принимает правая рука Ивана III в государственных делах, первый министр, говоря современным языком, Фёдор Курицын, его брат Иван, виднейшие бояре Василий Иванович Патрикеев, Семен Ряполовский, Юрий Траханиот, архимандрит Кассиан. Принимает чистое Евангельское учение и невестка Ивана III Елена, сын которой Дмитрий, считался наследником Ивана III [Карамзин. Указ. соч. Т. 2. С. 495; Крывелёв. Указ. соч. Т. 1. С. 391]. Наконец, это учение принимает и сам предстоятель русской православной церкви митрополит Зосима! (в то время патриаршество на Руси ещё не было введено) [Там же]. “Зосима удалил от церкви многих священников и диаконов, которые отличались усердием к православию и ненавистью к жидовскому расколу” [Карамзин. Указ. соч. Т. 2. С. 497; Иловайский Д. Ещё о ереси жидовствующих и митрополите Зосиме. М., 1884]. Таким образом, высшее духовенство во главе с митрополитом, практически все министры и часть родни государя исповедывали это учение. Склонялся к нему, если и не полностью принимал, и сам Иван III [Алексеев. Указ. соч. С. 168], а что ещё важнее, его сын Иван Младший и внук Дмитрий. Таким образом, казалось, что реформация на Руси вот-вот окончательно победит. Но противники реформации, а через них и сам дьявол, не дремали. И вновь, как и в случае с падением Галицко-Волынского княжества, нити тянулись в Ватикан. Мы уже говорили о том, что Иван III лелеял идею правопреемства России от Византии и Рима, для чего он взял в жёны представительницу византийской императорской династии Софью Палеолог. Однако, эту идею Бог благословить не мог, ибо и Рим, и Византия отступили от Него, Его учения. Эти империи были построены на крови и насилии, и поэтому уже сам факт равнения на них был неверен. Люцифер же всячески поддерживал эту идею царя Ивана, который, сам не догадываясь, приносил на Русь вместе с венцом Софьи Палеолог настоящее проклятие, целую череду нескончаемых, и, не побоимся этого слова, ужасных бед, заставивших вздрогнуть даже видавшую виды многострадальную Россию. Дело в том, что одним из воспитателей Софьи был кардинал Виссарион. Это был человек необычайных дарований: грек по национальности, он еще в довольно-таки молодом возрасте становится Никейским епископом, одним из высших церковных иерархов Византии. Виссарион был прагматиком, далёким от духовных вопросов. И как прагматик, он понимал, что дни Византии сочтены, не видел он перспектив и у православия. И потому он принимает деятельнейшее участие в подготовке и самом ходе Флорентийской унии, на которой он деятельно поддерживает союз с папством и подчинение ему православия, за что и получает кардинальскую шапку от папы [Дашков С.Б. Императоры Византии. М.: Красная площадь, 1996. С. 314, 316, 317]. Вскоре он делается одной из ключевых фигур римской курии. Последняя в это время продолжала, несмотря на неудачи с митрополитом Исидором, вести пути вовлечения Руси в сферу своего влияния. В решение этой задачи включается и Виссарион. В 1469 году, “Февраля в 11 день пришел из Рима от кардинала Виссариона грек Юрий именем, к великому князю с листом, в котором писано было, что „есть в Риме деспота аморейского Фомы Ветхословца от царства Константинограда дщерь его, именем Софья, православная христианка. Если восхочешь взять её, то я учиню её в твоём государстве“” [Татищев. Указ. соч. Т. 3. С. 376]. Хитрый Виссарион был осведомлен о тщеславных идеях Ивана и весьма ловко сыграл на них. Иван III отвечает на письмо согласием и после долгого путешествия Софья прибывает на Русь, выйдя 12 ноября 1472 года замуж за Ивана. Современники, как отечественные, так и зарубежные говорят о ней, как о женщине весьма хитрой и властолюбивой. На Руси её весьма невзлюбили за склонность к интригам и за потворство своим родственникам в ущерб государству. С Софьей на Русь прибыла целая делегация от папского двора, и в том числе, генуэзец Антонио Бонумбре, августинский монах, епископ Аяччо на Корсике. Он был доверенным лицом папы Сикста IV и в качестве легата и нунция имел от папы полномочия “направлять заблудших на путь истины, укреплять власть папы… налагать церковные кары на виновных и распределять награды между достойными”. Конечная цель его миссии выражена в словах Сикста IV: “Мы ничего не желаем горячее, как видеть вселенскую церковь объединённой на всём её протяжении” [Пирлинг. Россия и папский престол. М., 1912. С. 194—195]. Таким образом, Бонумбре выступал как официальный представитель папы для установления в России католичества [Алексеев Ю.Г. Государь всея Руси. Новосибирск: Наука, 1991. С. 92]. Однако все поползновения католиков Иван III деятельно пресекал. В 1489 году ему император Германии Фридрих III предложил королевскую корону. Но это предложение, когда-то прельстившее Даниила Галицкого и стоившее ему государства, было отвергнуто… а императору отвечено: “Мы — государи на своей земле, от первых своих прародителей… А от поставление имеем от Бога, как наши прародители… А поставления, как есмя наперед сего не хотели ни от кого, так и ныне не хотим” [Памятники дипломатических сношений с империею Римскою. СПб., 1851. Т. 1. стб 12]. Поэтому и Виссарион, и умная Софья поняли, что на Руси, по крайней мере сейчас, ввести католичество не удастся, а борьба за это может стоить жизни. Но если Русь Православная ещё хоть как-то устраивала папство, то Русь Протестантская — никогда. Папы ещё не успели оправиться от борьбы с гуситами в Чехии, с Виклифом в Англии, к тому же постоянно были духовные брожения на Украине, в Германии, Литве. И поэтому появление в этом списке могучей России было бы страшным ударом римскому престолу. И папа начинает действовать, решив сыграть вначале на династической борьбе в семействе Ивана III. Дело в том, что тогда наследником престола был сын Ивана III от первого брака — Иван Молодой, женатый на Елене Волошанке, которая приняла новое учение, привив его и своему сыну Дмитрию. Да и сам Иван Молодой склонялся к нему. Поэтому воцарение Ивана Молодого или его сына, внука Ивана III, было бы гибельно для Ватикана, ибо Русь становилась бы, в конечном счете, протестантской. И это был бы уже просто вопрос времени. В то же время у Софьи от Ивана III был сын Василий, но ему пока рассчитывать на престол не приходилось. Но именно Василий, сын Софьи, был нужен Ватикану. И вот зимой 1490 года “пришел из Рима на Москву брат великой княгини Софьи, именем Андрей, сын Фомы, деспота аморейского… и привели с собою к великому князю лекаря, Мистр Леона, жидовина из Венеции… Марта в 7 день, с субботы на воскресенье в 8 час ночи преставился благоверный и христолюбивый великий князь Иоанн, сын великого князя Иоанна Васильевича всея Руси старший, от первой его великой княгини Марии… жил всех лет 32 и 20 дней. А болен был камчугою в ногах, и, видев, лекарь жидовин Мистр Леон, похвалясь, сказал к великому князю Иоанну Васильевичу: „Его я излечу, сына твоего великого князя, от той болезни. А не излечу когда его я, и ты меня изволь приказать смертию казнить“. И князь великий Иоанн Васильевич, взяв веру речам его, повелел ему лечить сына своего, великого князя. И начал его лекарь лечить, зелье пить дал ему, и начал жечь склянками по телу, вливая воду горячую; и от того ему было тяжелее и умер. И того лекаря Мистр Леона велел князь великий Иоанн Васильевич взять… и отсекли ему голову” [Татищев. Указ. соч. Т. 3. С. 444]. В этой истории интересным является, во-первых, удивительное “совпадение” событий: внезапная смерть наследника престола и начавшиеся гонения на еретиков. Второе — это то, с какой уверенностью, причем по собственной инициативе, лекарь обещал Ивану III излечить его сына, предлагая в случае неудачи свою жизнь. Никогда в истории лекари, которые лечили высокопоставленных лиц, не вели себя столь вызывающе смело. Ибо любой врач знал и знает, что гарантировать благоприятный исход опасно и самонадеянно. В-третьих, этот лекарь был привезен специально для князя, в четвертых, никакого разбора проведено не было, ему сразу после траура отсекли голову, чтобы не сболтнул лишнего. Для лекаря это, конечно, было неожиданностью, ибо он надеялся на защиту высокопоставленных заказчиков. Так с политической сцены был убран молодой и опасный сын Ивана III, внука Дмитрия, бывшего ещё совсем ребенком, можно было пока не опасаться (этого юношу, подававшего большие надежды, ждёт так же зловещая участь). Пока политические события при дворе разворачивались не в пользу реформаторов: в Новгороде активизировалась партия православных ортодоксов, возглавляемая одной из самых мрачных фигур того злого времени, епископом Новгорода Геннадием Гонозовым. Он происходил из знатной боярской семьи, в 1484 году был посвящён в сан архиепископа Новгорода, на кафедре которого он пребывал до 1503 года. За особые заслуги перед церковью, а так же учитывая праведную личную жизнь, Геннадий почитается православной церковью, как святой [Полный Православный Богословский Энциклопедический словарь. Указ. соч. Т. 1. С. 627—628]. Этими особыми заслугами были борьба с реформаторами и перевод Библии. На первый взгляд, возникает некоторое противоречие. В странах западной Европы перевод Библии на современные языки осуществляли, как раз, реформаторы. Здесь же, в Новгороде, им занялся самый ярый её противник, которого по праву считают первым русским инквизитором (!). Геннадию очень нравились решительные методы католической церкви по искоренению ереси. “Известно, что Геннадий в связи с этим вёл беседы с приехавшим в Россию германским послом и даже записал с его слов рассказ о деятельности недавно учреждённой в Испании инквизиции, которая тогда особенно свирепствовала, искореняя ереси. Копию записи Геннадий переслал митрополиту Зосиме. В этом послании Геннадий с завистливым восхищением приводит пример расправы с еретиками в Испании: “Ано Фрязове со своей вере какову крепость держат! Сказывал ли посов цесарев про шпанского (испанского — прим. А.О.) короля, как он свою очистил землю, и аз тех речей и список тебе прислал” [Рижский. Указ. соч. С. 59; Евсеев И.Е. Геннадьевская библия 1499. М., 1914. С. 15]. Но он не только в теории восхищался испанской инквизицией. Так, когда в 1490 году был созван собор, которому предстояло рассмотреть дело реформаторов, Геннадий, обращаясь к нему, писал о том, что с еретиками на соборе “… о вере никаких речей с ними не плодити, только для того учинити собор, что их казнити — жечи да вешати” [Казакова Н.А., Лурье Я.С. Антифеодальные еретические движения на Руси XIV — начала XVI в. М-Л., 1955. С. 472]. Как видим, речь новгородского епископа не отличается от речи испанского инквизитора: нечего с еретиками о вере говорить — вешать да жечь огнем! И когда Геннадию представилась возможность, он перешёл от слов к делу. Так когда после собора 1490 года, осудившего некоторых реформаторов, они были отправлены в Новгород, Геннадий решил воплотить в жизнь на Руси приемы столь любимой им испанской инквизиции. “Были же те богоотступники осуждены проклятию: Захар чернец, Гаврила протопоп, Денис поп, Максим поп, Василий поп, Макар поп, Гридя дьяк, Васюк, зять Денисов, Самоха дьяк и некоторое количество от простых; и послали их в Новгород под стражею. Владыка же Геннадий… повелел их, далеко за градом остановить, и поделал им шлемы берестяные, а платье их посмолил, и посажав на клячи бездельные лицом к хвосту, велел же им с обоих сторон мешки великие наложить и на мешках написал так: „Вот воин сатаны“. И провезли их через град, а за градом повелел шлемы зажечь на них; и так все те… погибли” [Татищев. Указ. соч. Т. 3. С. 446]. Как видим, епископ хорошо изучал испанскую инквизицию. Так же он, подобно своим испанским коллегам, использовал не только силу, но и коварство. Причём, в этом отношении он даже переиграл Торквемаду и Тецеля. Геннадий решил бороться против реформаторов с помощью… Библии. Всем было известно, что русские реформаторы, подобно своим западноевропейским братьям, опирались в своём учении только на Священное Писание, к законам которого они и призывали вернуться народы. Они показывали те грубые нарушения, которые внесла в своё учение официальная церковь, и которые грубо попирали авторитет Слова Божьего. Они всячески пытались распространять Библию, чтобы показать людям подлинную волю Божью. И вот Геннадий решает вырвать у них из рук их главное оружие — Библию. Но неужели умный епископ не понимал, что Библия, которую он решил перевести, нанесёт удар по нему самому. Ведь Писание чётко говорит о необходимости соблюдения субботы, отрицает бессмертие души, запрещает поклонение каким бы то ни было изображениям. Но в этом-то и заключался весь коварный план епископа. Он решает дать людям Библию, но Библию, нужную ему и его идеологии! Основой для перевода он берёт не древнееврейские подлинники или греческие тексты, а католическую Вульгату (так назывался один из переводов Библии, принятый папством. А одним из главных его переводчиков был католический монах, член доминиканского ордена, того самого, в ведении которого и состояла инквизиция — Вениамин) [Соболевский А.И. Указ. соч. С. 254—255]. “Нельзя не отметить в труде Геннадия сильного влияния Вульгаты. Геннадий взял её своим главным руководством вместо греческой Библии. Паралипоменон, Ездры (I, II, III), Юдифь, Товит, Премудрость Соломона, неканонические части книги Есфирь (10—16 гл.) и I и II Маккавейские книги сделаны уже совсем не с греческого, а с латинского текста Вульгаты, а также с Вульгаты сделаны в книгах пророков Иеремии и Иезекииля ряд вставок, отсутствующих в Септуагинте… Из Вульгаты же заимствованы расположение ветхозаветных книг и предисловия к ним” [Юнгеров П.А. Общее историко-критическое введение в священные ветхозаветные книги. Казань., 1910. С. 421—422]. “Примечательно, что в Геннадиевском [переводе] оказались, таким образом, включённые ветхозаветные книги, за которыми восточная, греческая церковь, а так же русская традиционно не признавали канонического достоинства и которые, следовательно, не считались боговдохновенными. Между тем, как западная католическая церковь как раз настаивала на их боговдохновенности. В спорах с православием католические богословы черпали из этих книг аргументы в свою пользу по важнейшим догматическим расхождениям между восточной и западной церквями. Известно, например, что когда на Флорентийском соборе (1439 г.) учение о чистилище было признано одним из главных догматов католической церкви, основанием доказательства послужило место из II Маккавейской книги (12, 45). В нём говорится: [„На другой день, бывшие с Иудою, пошли, как требовал долг, перенести тела павших и положить их вместе со сродниками в отеческих гробницах. И нашли у каждого из умерших под хитонами посвященные Иамнийским идолам вещи, что закон запрещал Иудеям: и сделалось всем явно, по какой причине они пали. Итак все прославили праведного Судию Господа, открывающего сокровенное, и обратились к молитве, прося, да будет совершенно изглажен содеянный грех; а доблестный Иуда увещевал народ хранить себя от грехов, видя своими глазами, что случилось по вине павших. Сделав же сбор, по числу мужей, до двух тысяч драхм серебра, он послал в Иерусалим, чтобы принести жертву за грех, и поступил весьма хорошо и благочестиво, помышляя о воскресении, ибо, если бы он не надеялся, что павшие в сражении воскреснут, то излишне было бы молиться о мертвых. Но он помышлял, что скончавшимся в благочестии уготована превосходная награда, — какая святая и благочестивая мысль! — Посему он принёс за умерших умилостивительную жертву, да разрешатся от греха“ (2 Мак. 12:39—45)]. На эту главу и ссылались католические теологи в доказательство существования чистилища, т.е. особого места на „том свете“, где души умерших грешников еще могут быть очищены от неискуплённых грехов с помощью молитв, добрых дел, милостыни бедным и даров на храм, совершаемых за покойных их живыми родственниками и близкими людьми через посредство служителей церкви. Православная же церковь до этого времени отвергала догмат о чистилище, как не принимала и другие решения Флорентийского собора. Как объяснить эту переориентацию славянской Библии с востока на католический запад, с греческой Септуагинты на латинскую Вульгату?” [Рижский. Указ. соч. С. 58]. Как мог епископ, столь ратовавший за православие и являвшийся одним из его столпов, пойти на такое. Но что еще более интересно, его в этом поддержали и другие столпы отеческой веры: митрополит Геронтий, Иосаф Ростовский, Иосиф Володский и многие другие ортодоксы. “Причина того, что Новгородский митрополит Геннадий с одобрения и благословения высших иерархов русской православной церкви взялся за пересмотр и „исправление“ славянской Библии по образцу католической, несомненно, крылась в стремлении использовать богатый опыт, накопленный католической церковью в борьбе с ересями… Нет сомнения, что в целях полемики с еретиками выгоднее было использовать в качестве „Священного Писания“ латинский вариант Вульгаты, хотя бы потому, что версия Вульгаты, пройдя через руки христианина-переводчика, уже в древности оказалась соответственно обработанной в духе христианской догматики. Включая в свой свод неканонические книги, Геннадий и его окружение имели в виду, конечно, не интересы католической церкви. Ведь тот же самый текст II Маккавейской книги (12, 45), который католические теологи пускали в ход против православных в доказательство существования чистилища, мог сослужить службу и православной церкви в полемике против… еретиков” [Рижский. Указ. соч. С. 59, 60]. Ведь реформаторы, или как их называл Геннадий, еретики — отрицали бессмертие души, существование ада и рая. А текст из II кн. Мак. говорил об обратном, о бессмертии души, необходимости молиться и приносить дары за умерших. И подобных мест в Геннадиевской Библии было много, и это были либо искажения собственно канонического текста, либо добавления из неканонических. “До вмешательства католиков в обработку нашей славянской Библии в конце XV века, наша Библия в своём составе содержала только канонические книги; под влиянием всегда мощного первого почина, произведенного рукою доминиканца Вениамина, наша Библия с 1499 года внесла в свой состав и неканонические книги” [Чистович И.А. История перевода Библии на русский язык. М.: Рос. Библ. Об-во, 1997. С. III]. Епископ пошёл на прямое искажение Библейского текста, проигнорировав слова из книги Откровение: “и если кто отнимет что от слов книги пророчества сего, у того отнимет Бог участие в книге жизни и в святом граде и в том, что написано в книге сей” (Откр. 22:19). И это несмотря на то, что в его руках были древнейшие переводы, точно воспроизводящие Библейский текст, но они были забракованы Геннадием. Этот факт признают и сами православные учёные [Горский А., Невоструев К. Описание славянских рукописей Московской синодальной библиотеки, отд. 1. М., 1855. С. 19]. Более того, А. Горский и К. Невоструев определили, что эти переводы с латинского были сделаны не ранее конца XV в., т. е. одновременно с составлением свода и, по-видимому, специально для включения в него! [Рижский. Указ. соч. С. 63]. Кстати, весьма обстоятельной работе учёных помешал московский митрополит Филарет [XIX век], не желавший, чтобы вся правда об умышленных искажениях Библии Геннадия, который всё же был епископом, да к тому же еще и святым, выплыла наружу [Михайлов А.В. Опыт изучения текста книги Бытия пророка Моисея в древнеславянском переводе. Ч. 1. Паримейный текст, Варшава, 1912. С. CCXXXVIII—CCXXXIX]. Вышедшая в 1499 году геннадьевская Библия подготовила идеологическую опору в окончательной расправе с реформаторами. В то время чаша весов склонялась не в их пользу. Иван Молодой умер, а вскоре по проискам той же Софьи его сын Дмитрий со своей матерью попали в опалу. Федор Курицын, первый советник Ивана III и активный сторонник реформации, умер (около 1500 г.). Наследником престола был объявлен сын Софьи Василий. Митрополит Зосима, сторонник реформации, под давлением ортодоксов вынужден был покинуть митрополичью кафедру. К тому же, и это один из самых значительных факторов, серьезно заболел сам великий князь Иван III. В это время в Москве летом 1503 года и открывается Церковный собор. На этом соборе великий князь предложил проект коренной реформы: “У митрополита и у сех владык и у всех монастырей села поимати и вся к своим соединити”. Это означало лишение церкви земель и передачу их государству, которое, в свою очередь, брало на себя попечение за церковнослужителями. По сути, это означало лишение церкви её экономической самостоятельности. Эта реформа была логичным следствием идей реформаторов [Алексеев. Указ. соч. С. 216, 218]. И поэтому немудрено, что против неё резко выступили церковные иерархи во главе с митрополитом Симоном и архиепископом Геннадием. В самый разгар противостояния у великого князя случился инсульт, который вывел Ивана III из активной политики, что и предвосхитило решение собора, отвергнувшего реформу, предложенную князем, который теперь уже мало кого волновал, ибо дни его были сочтены. “Неудача этой реформы приостановила развитие России на много десятилетий, оставляя её в феодальных отношениях, в то время, когда в европейских странах, принявших её, уже полным ходом развивались буржуазные отношения, расцветала наука и искусство, освободившиеся от церковной псевдохристианской схоластики. В России же этой реформе суждено было сбыться только при Петре I и его наследниках. Великий князь Иван Васильевич III потерпел политическое поражение — первый и последний раз в жизни” [Алексеев. Указ. соч. С. 220]. Итогом решений собора, где победили ортодоксы, стал публичный суд над еретиками. “Иосиф Волоцкий заседал с судьями, гремел красноречием, обличал еретиков и требовал для них мирской казни. Главными из обвиняемых были дьяк Волк Иван Курицын… Дмитрий Коноплёв, Иван Максимов, Некрас Рукавов и Кассиан, архимандрит Юрьевского Новгородского монастыря: они дерзнули говорить откровенно, утверждая мнимую истину своих понятий о вере” [Карамзин. Указ. соч. Т. 2. С. 570—571]. Нам есть чему поучиться у этих русских реформаторов, которые открыто, несмотря на грозящую им смерть, в последний момент своей жизни свидетельствовали о вере. И вот, наконец, 24 декабря 1503 года в Москве запылали костры. “И пожгли их в клетке: дьяка Волка Курицына, да Митю Коноплёва, да Ивашку Максимова, декабря 24; а Некрасу Рукавову повелели язык урезать и в Новгороде Великом сожгли его. И той же зимой архимандрита Кассиана юрьевского сожгли, и его брата, и иных многих еретиков сожгли, а иных в заточение сослали, а иных по монастырям” [Татищев. Указ. соч. Т. 3. С. 473]. Но архиепископ Геннадий, который так любил аутодафе и желал широко внедрить его в русскую практику, не мог наслаждаться столь любимым им зрелищем. Дело в том, что такой внешне благочестивый епископ, так ратующий за очищение церкви, был снят с Новгородской кафедры за взятки (!). “В тот же год [1504] в июне Геннадий, архиепископ Великого Новгорода и Пскова, оставил престол свой за немощью, поневоле, поскольку, приехав с Москвы на свой престол в Новгород Великий, начал мзду брать у священников за ставления (т. е. должность — прим. А.О.) наиболее чем ранее… И выискали то князь Великий и митрополит и свели его с престола на Москву; и был в монастыре у Михаилова Чуда на Москве два с половиной года, тут и преставился” [Татищев. Указ. соч. Т. 3. С. 472—473]. Однако его взяточничество и дикая жестокость были “забыты” официальной церковью, признавшей его святым. Ведь он оказал такую услугу в борьбе с еретиками и один перевод Библии чего стоил. Иван III, когда в Москве слышались стоны сжигаемых, лежал смертельно больной, медленно уходя из жизни. 18 января 1505 года умерла в заточении его невестка Елена Волошанка, посаженная им туда по проискам сына Василия. Последний уже вообще фактически правил страной (его мать Софья умерла 7 апреля 1503 года). Но умирающий Иван III сохранял полную ясность ума, хотя уже и не мог править страной. Один Господь знает о чём думал умирающий властитель, для которого последние полтора года жизни стали целой чередой неудач. Вручил ли он искренно своё сердце Христу, покаялся ли он, пусть и в косвенной (из-за болезни), расправе над людьми, проповедовавшими чистое Евангелие? Но последние его слова позволяют предположить, что он, видимо, пришел ко Христу: “Великий князь Иоанн Васильевич начал тогда весьма изнемогать и, призвав преосвященного Симона, митрополита, и отца своего духовного, протопопа Иеремия, и чад своих, просил, да сотворят над ним соборование елеем. Митрополит же начал его увещевать, да воспримет святой ангельский чин (т.е. принять монашество, что делали перед смертью все русские князья и цари. Считалось, что принятие монашества стирает все грехи человека — прим. А.О.). Он же сказал: „Что мне пользует пострижение волос, их же многие стригли, и растили снова; или что дает черная одежда, которую и прежде носил, если не будут дела мои Господу приятны, и ныне уже не имею время благо сотворить, но одно есть, что каяться о грехах своих и смириться, кого неправедным ведением и неведением оскорбил“… И отошёл к Господу 1505 октября 27 с понедельника на вторник в 1 час ночи” [Татищев. Указ. соч. Т. 3. С. 477]. Иван III умер, но зло, победившее при нем, продолжало давать свои всходы. Наследие Софьи Палеолог византийки, воспитанной коварным кардиналом Виссарионом, дало свой плод в лице зловещего внука Софьи Ивана IV Грозного. Подобно тому, как при Владимире Русь не пожелала принимать чистое христианское учение, а приняла его в извращенном виде, добавив ещё к нему и русское язычество, и страну постиг суд Божий в лице монголо-татар, так и отвергнув при Иване III реформацию, чистое Евангелие, страну ждал новый суд за отступление от Бога — пятидесятилетнее правление Ивана Грозного, дела и поступки которого говорят о его видимой одержимости. После него и правления его слабоумного сына Фёдора I (1584—1598), династия Рюриковичей пресечётся, наступит смутное время, новая католическая экспансия, новые беды, отбросившие Россию в её развитии на многие десятилетия назад.

Брестская уния.

Тем временем на украинских землях влияние протестантизма так же возрастало. Как и в России, его приняли передовые люди той эпохи. Так кальвинистами тогда стали такие могущественные рода, как, Прунские, Ходовские, Вишневецкие, Ходкевичи, Олесницкие, Горностаевы, Сапеги, Райские [Любащенко. Указ. соч. С. 105]. Ведущим протестантским родом был род знаменитых и богатейших феодалов, князей Радзивиллов [Там же. С. 45]. Однако, королевская фамилия Польши, владевшая в то время украинскими землями, была верна папству, истребляя с его помощью как протестантов, так и православных. В 1596 году была заключена Брестская уния, по которой Украинская православная церковь признавала главенство римского папы. Кстати, уния была добровольно поддержана митрополитом Михаилом Рогозой и почти всеми епископами (кроме двух, оставшихся верными православию). Попытка проправославно настроенных владык провести параллельный собор, осуждающий унию, закончилась полным провалом. Король утвердил решения униатского собора, это была крупная победа папы, подчинившего себе духовно значительную часть украинского народа. Кстати, в это время православные стали искать сближения с протестантами для совместного противостояния папской агрессии. Возглавлявший православную партию, знаменитый князь Константин Острожский, которого часто именовали “некоронованным королём Украины”, в 1599 году в Вильне собрал совещание православных и протестантов для создания унии! Однако отрицательное отношение Константинопольского (Вселенского) патриарха к этому проекту не дало ему дальнейшего хода [Полонська-Василенко. Указ. соч. Т. 2. С. 390—393].

В литературе прекрасно освещён вопрос о том, как папство боролось с Библией, препятствовало её чтению, приговаривая людей только за одно чтение Слова Божьего к смерти. (Замечательная история Библии с древнейших времен до наших дней представлена в монографии Андриса Пешелиса, которая готовится к печати и выходу в Интернете на сайте — http://nauka.bible.com.ua). Однако, на нашей земле Библия прошла не менее тяжёлый путь, испытав те же притеснения со стороны высшего духовенства. “Церковное руководство не было заинтересовано в переводе книг Священного Писания с церковнославянского языка, который с течением времени становился все более непонятным для основной массы верующих, на живой общенародный… Иосиф Волоцкий (тот самый, что осудил реформаторов на сожжение в Москве — прим. А.О.) настоятельно рекомендовал не читать “своим разумом священного писания, но руководствоваться во всех случаях толкованиями „святых отцов“” [Рижский. Указ. соч. С. 127]. Казалось, свету истинной веры не вернуться на древнерусские земли, находящиеся в духовном и физическом рабстве (крепостничество). Но время зловещего Фиатирского периода подходило к концу. Открывалась новая эпоха Сардисского периода.

III Раздел.

Символика периода.

“И Ангелу Фиатирской церкви напиши: так говорит Сын Божий, у Которого очи, как пламень огненный, и ноги подобны халколивану: знаю твои дела и любовь, и служение, и веру, и терпение твое, и то, что последние дела твои больше первых. Но имею немного против тебя, потому что ты попускаешь жене Иезавели, называющей себя пророчицею, учить и вводить в заблуждение рабов Моих, любодействовать и есть идоложертвенное. Я дал ей время покаяться в любодеянии ее, но она не покаялась. Вот, Я повергаю ее на одр и любодействующих с нею в великую скорбь, если не покаются в делах своих. И детей ее поражу смертью, и уразумеют все церкви, что Я есмь испытующий сердца и внутренности; и воздам каждому из вас по делам вашим. Вам же и прочим, находящимся в Фиатире, которые не держат сего учения и которые не знают так называемых глубин сатанинских, сказываю, что не наложу на вас иного бремени; только то, что имеете, держите, пока приду. Кто побеждает и соблюдает дела Мои до конца, тому дам власть над язычниками, и будет пасти их жезлом железным; как сосуды глиняные, они сокрушатся, как и Я получил власть от Отца Моего; и дам ему звезду утреннюю. Имеющий ухо (слышать) да слышит, что Дух говорит церквам” (Откр. 2:18—29). Апостолу Иоанну было показано, что в этот период церкви громадную власть будет иметь система, которую он называет царицей Иезавелью. Из истории мы знаем, что Иезавель была женой израильского царя Ахава (VIII век до х. э.). Именно Иезавель ввела в Израиле идолопоклонство, в результате чего народ отпал от учения Истинного Бога, хотя культ Которого номинально не был отменён. Также царица Иезавель обладала и значительной политической властью, управляя своим мужем — царём. Именно это мы можем наблюдать в Фиатирский период церкви, когда идолопоклонство, введенное в Пергамский период, расцвело в полную силу, и церковь получила власть не только духовную, но и политическую. История нам показывает, что папская власть залила кровью и заполнила суевериями весь тогдашний христианский мир. О папской власти Священное Писание содержит большое количество пророчеств, главные выводы из которых мы приводим ниже.

1. Эта власть возникнет в результате падения царства четвертого зверя (Дан. 7:7).

2. Три царства “с корнем” будут исторгнуты перед ним (Дан. 7:8, 24).

3. Эта власть будет принципиально отличаться от всех когда-либо существовавших властей (Дан. 7:24, Откр. 14:8; 17:2—5, 18).

4. Эта власть будет богохульствовать, возвыся себя до Бога (Дан. 7:8, 25; 8:25; 11:36; 2 Фес. 2:4; Откр. 13:5, 6).

5. Она будет находиться в христианском храме-церкви (2 Фес. 2:4).

6. Будет безжалостно угнетать и убивать святых (верующих) (Дан. 7:25; 8:24, 25; Откр. 13:7; 17:6).

7. Отменит праздничные времена (субботу) (Дан. 7:25).

8. Отменит закон Божий (Дан. 7:25; 8:12).

9. Отнимет у Бога ежедневную жертву (Дан. 8:11; 12:11).

10. От прекращения ежедневной жертвы до смертельной раны пройдет 1290 пророческих лет или 1290 лет (Дан. 12:11).

11. Она будет обладать мировым могуществом (Откр. 13:7, 8).

12. Она будет иметь власть 42 пророческих месяца, или 1260 лет (Дан. 7:25; Откр. 11:2, 3; 13:5).

13. Центром этой власти будет город, расположенный на семи горах (Откр. 17:3, 9, 18).

14. Эта власть возникнет и будет господствовать в густо населенных странах (Откр. 13:1; 17:1, 15).

15. Она является духовной блудницей (лжецерковью) (Откр. 17 глава).

16. Своим вином (учением) она будет поить все народы (Откр. 14:8; 17:2, 4).

17. На определенном этапе она будет смертельно ранена, но исцелеет (Откр. 13:3).

18. Ее число 666 (Откр. 13:8).

19. Обретет былое могущество в последнее время (Дан. 8:23; Откр. 17:12, 18).

20. Эта власть будет сокрушена не человеческой рукой (Дан. 8:25).

Действительно мы видели, что папство появилось в результате падения и на развалинах Римского государства. Три царства (герулов, вандалов и остготов), исповедовавших арианство и мешавших возвышению папской власти, были уничтожены. Она действительно принципиально отличалась от всех, когда-либо существовавших властей тем, что сочетала в себе власть и духовную, и политическую. Она находилась в христианском храме, присвоив себе многие титулы и полномочия Бога, в частности, право отпущения грехов через священника (отнятие ежедневной жертвы, которой, по Библии, является молитва, Евр. 13:15). Эта власть открыто богохульствовала, а папы присваивали себе порой и имя Бога! Так “Некий аббат в похвальном письме папе Евгению IV на Флорентийском соборе обратился к нему в таких выражениях: „Я охвачен трепетом при мысли о том, что я, представляющий собою лишь прах и пыль, имею честь говорить пред тобою, Богом на земле. Да, ты — земной Бог, ты — Христос и его наместник“ и т.д. Бароний ((1538—1607) духовник папы Климента VIII, автор церковной истории — прим. А.О.) рассказывает, что сарацинский принц поклонялся папе Александру III как „святому и милосердному богу христиан“. Сумасбродство дошло до того, что по словам Эразма (Эразм Роттердамский крупный европейский мыслитель и гуманист XV—XVI вв. — прим. А.О.), в его время в богословских школах спорили о том, „человек ли папа или же он — как Бог и наподобие Иисуса Христа — обладает и божественной и человеческой природой“” [Гольбах П. Галерея святых. М.: Политиздат, 1962. С. 200]. Эта власть изменила Закон Божий, изъяв полностью II заповедь, разбив на две заповеди X-тую, а также, отменила праздничные времена — IV заповедь (празднование субботы). Этим своим учением она “поила” все народы, господствуя в густонаселенных странах Европы и Средиземноморья. Её центром был Рим — город, расположенный на семи холмах. Духовной блудницей называл Рим и папство ещё святой Иероним. “Вот письмо этого праведника к Марцелле: „Раскройте Апокалипсис — и вы увидите, что апостол предсказал царство этой блудницы в багряной одежде, у которой на лбу печать святотатства. Поглядите на конец этого великолепного города, в нем воистину пребывала святая церковь, хранившая лавры апостолов и мучеников, где исповедовали Иисуса Христа и апостольское учение, но высокомерие, заносчивость его главы отвратили верных от истинного благочестия“. „Когда я пришел в этот римский Вавилон, один из придворных старой блудницы в багрянице заставлял меня принять догмы ее, которые являются сплошными заблуждениями. И тогда я написал свой труд, посвятив его самому папе. Я оставил этот проклятый город и вернулся в Иерусалим, покинул эти гнусные места, кишащие кабанами Ромула, бежал от этих бесчестных людей; я предпочитаю им обитель Марии, пещеру младенца Иисуса…“ Старая блудница! Римский Вавилон!” [Таксиль. Указ. соч. С. 9—10]. За отступления от Божьего Закона и святотатства считали Рим Духовной блудницей из книги Откровение верующие во все века, принадлежащие к различным христианским конфессиям, но с молитвой исследующие Библию [Геллей Г. Библейский справочник. СПб.: Библия для всех, 1996. С. 719, 722, 723—724]. Папская власть продолжалась, действительно, 1260 лет (с 538 по 1798 гг.). В 1798 г. ей была нанесена страшная рана, которая, однако, согласно Библейским пророчествам, должна была исцелиться. В Откр. 6:8 церковь Фиатирского периода представлена конём бледного цвета. Во времена Иоанна бледный цвет был символом проказы, кстати, до сих пор, греческое слово Hloros, переведенное как “бледный”, указывает на тяжёлое заболевание крови, истощающее организм. Греческий перевод Септуагинта определяет этим словом проказу. И действительно, церковь в Фиатирский период представляла собой отступивший от истины, а значит, обескровленный организм, разъеденный проказой лжеучений. Как и когда произошло исцеление смертельной раны, и какова согласно книге Откровение роль папства в событиях наших дней, а также, что или кто скрывается за зловещим числом 666, мы узнаем в последующих главах.

IV Раздел.

Механизмы закабаления.

I Механизм закабаления: Через авторитет.

Исследуя историю церкви периода Фиатиры мы видим, что папская власть зиждилась, в первую очередь, помимо страха на авторитете. Авторитет — это очень большая сила, которой мы часто не придаём значения. Конец XX — начало XXI века ознаменовался, вроде бы, внешне крушением всех авторитетов. И многие современные люди, особенно молодежь, гордится, что не преклоняется, в отличии от своих отцов и дедов, ни перед какими авторитетами (начиная от Сталина и заканчивая начальником на работе). Наше поколение гордится своей свободой. Но так нам кажется только внешне. Если разобраться глубже, наш век — это век небывалого ещё в истории преклонения перед авторитетами: музыканты, актёры, фотомодели являются кумирами современного общества, которое хотя в этом и не любит сознаваться, но копирует их одежду, жесты, стиль поведения, характер. Секты с их тоталитарными вождями-полубогами так же получили наибольшее распространение именно в наши дни. Авторитет гадалок, экстрасенсов и медиумов побил все рекорды. Именно их слово остаётся последним в выборе работы, методе лечения, даты для свадьбы и пр. В уголовном мире (а сегодня мафия — это величайшая сила) авторитеты всегда пользовались практически неограниченным влиянием. Играл авторитет свою роль и в средние века. Но тогда он связывался лишь с понятием, в первую очередь, религиозной власти, которая внушала не просто уважение и почтение, а трепет, благоговейный страх. О самом факте выступления против неё даже боялись и думать, а точнее, почти не думали, ибо она была авторитетом, а авторитет непререкаем. К тому же, жить под авторитетом очень удобно, как в армии даже не надо думать и принимать решение — за вас подумают и решат. Папская церковь учила безоговорочному послушанию. Папа — наместник Бога, а священники — это посредники между Богом и людьми. И подобно тому, как дети доверяют родителям, так и люди должны доверять церкви и её авторитету. Это очень тонкий, хорошо продуманный и весьма эффективный механизм превращения людей в рабов. Церковь создана Богом, это Его представительство на земле, поэтому отвергая авторитет церкви, люди отвергают и авторитет Господа. Именно под этим флагом папство сжигало тех, кто выступал против него, говоря, что мы боремся не со своими врагами, но с Божьими. Как же найти библейски обоснованный выход из этого закабаляющего механизма под именем “Авторитет”?

Механизм вызволения.

Во-первых, вспомним, что церковь, согласно Библии, это не храм и не собор, а группа людей, исповедующих Бога. Далее, давайте прочтём определение церкви, данное в Библии Самим Богом: “Чтобы, если замедлю, ты знал, как должно поступать в доме Божием, который есть Церковь Бога живаго, столп и утверждение истины” (1 Тим. 3:15). Следовательно, если церковь не утверждает на земле истину Божью, то это не церковь Божья. Что же такое истина? “Освяти их истиною Твоею; слово Твое есть истина” (Ин. 17:17); “А Господь Бог есть истина; Он есть Бог живый и Царь вечный. От гнева Его дрожит земля, и народы не могут выдержать негодования Его” (Иер. 10:10); “Сей есть Иисус Христос, пришедший водою и кровию и Духом, не водою только, но водою и кровию, и Дух свидетельствует о Нем, потому что Дух есть истина” (1 Ин. 5:6); “Все заповеди Твои — истина; несправедливо преследуют меня: помоги мне; Правда Твоя — правда вечная, и закон Твой — истина” (Пс. 118:86, 142); “Потому что вы слышали о Нем и в Нем научились, — так как истина во Иисусе” (Еф. 4:21). Государственные церкви — папство и другие попрали Божий Десятисловный Закон (поправ II заповедь и IV), они нарушили Слово Божье (учение о бессмертии души, прощение грехов через священника и за деньги, монастыри и т.д.). Поэтому данные религиозные конфессии при всем уважении к их членам мы не можем назвать в свете Библии, учения Христа истинными Божьими церквями. И поэтому притязания их на авторитет как церкви, полностью несостоятельны. Следующее, в Священном Писании нигде не говорится о том, что церковь является непоколебимым авторитетом. По учению Христа, авторитетом является Бог и Его Слово, с которым и нужно всё сравнивать. Апостол Лука, рассказывая о путешествии и проповеди апостола Павла в Фессалониках пишет, что жители этого города не верили апостолу Павлу просто на слово, а проверяли его слова по Библии. Апостол Лука хвалит их за это, называя благоразумными. “Здешние были благомысленнее Фессалоникских: они приняли слово со всем усердием, ежедневно разбирая Писания, точно ли это так” (Деян. 17:11). Поэтому всё, что говорит человек, каким бы он уважаемым не был, необходимо проверять по Библии, Слову Бога. Мы видим в истории горькие примеры того, когда люди слепо шли за авторитетами, будь они религиозными или политическими. В последнее время, как мы не раз подчёркивали, сатана будет использовать авторитет некоторых отступивших христианских церквей, чтобы подчинить себе людей. Поэтому нам очень важно для себя решить, что нам дороже и кому мы будем служить: авторитету Божьему или человеческому.

II Механизм закабаления: Через лжепророков.

Во все времена лжепророки, чтобы доказать свою истинность, прибегали всегда к чуду. У древней израильской царицы Иезавели было много пророков Вааловых, которые через творимые чудеса призывали народ преклоняться пред Ваалом. Чудо — это нечто сверхъестественное, пред чем трепещет человек, сознавая свою слабость и ничтожество. Чудо всегда оказывает огромное воздействие на психику человека, заставляя, порой, делать то, что он не хочет. Поэтому Господь очень редко прибегает к чудесам, желая, чтобы выбор человека был осознанным, без какого бы то ни было давления извне. Дьявол же, напротив, очень любит чудеса, творя их через своих пророков, дабы подчинить себе психику человека. Пророки Ваала и другие языческие жрецы совершали пред глазами верующих всевозможные сверхъестественные деяния. Весьма распространены эти деяния и в религиях Востока — тантрическом буддизме, индуизме, бохае и т.д. Богат ими и оккультный современный мир: НЛО, явления духов на спиритических сеансах, астрологические прогнозы, экстрасенсорика, гипноз. Даже в самом христианстве этот мир зловещих чудес занимает все большее и большее место. Причём он входит незаметно и под красивой личиной. Так многих искренних христиан смущало преклонение пред святыми, и их мощами. Они считали это пережитком язычества, идолопоклонства. И тогда, чтобы доказать, что преклонение и молитвы пред святыми угодны Богу, дьявол прибегает к чуду, начиная над их мощами проявлять различные чудеса. Через лжепророков — своих служителей в христианстве он, как бы, говорит: Как вы можете сомневаться — поклоняться пред мощами или нет, когда Сам Бог творит там великие чудеса. И вообще, разве прикоснувшись к костям Елисея, не воскрес человек? Да и явления давно умерших святых — разве это не свидетельство от Бога? А разве недостойны поклонения иконы, когда они плачут слезами, а то и кровью, меняют свой цвет, исцеляют от недугов? Покорив, таким образом, воображение людей, лжепророки могут им проповедовать любые вещи от имени Бога, который чудесами, якобы, подтвердил их полномочия. В средние века власть монастырей зиждилась, в первую очередь, на святых мощах, которыми обладал монастырь и которые охраняли его. Для умилостивления этих мощей народ в трепетном страхе жертвовал последнее что у него было. Все средневековье было проникнуто этой верой в чудеса предваряющей проповедь лжепророков.

Механизм вызволения.

Сегодня дух чудес входит и в протестантские церкви. Говорения на иных языках, повержение тысяч людей на пол, якобы, под действием силы Св. Духа, массовые исцеления. Эти чудеса прикрываются библейскими текстами о Позднем дожде, крещении Св. Духом верующих и т.д. (подробнее об этом см. Опарин А.А. Судьи приговорившие себя. Харьков: Факт, 2001). Параллельно с этими чудесами, буквально гипнотизирующими людей, идёт проповедь, попирающая многие важнейшие библейские доктрины. Библия ясно говорит, что чудо бывает и от дьявола “Если восстанет среди тебя пророк, или сновидец, и представит тебе знамение или чудо, и сбудется то знамение или чудо, о котором он говорил тебе, и скажет притом: „пойдем вслед богов иных, которых ты не знаешь, и будем служить им“, — то не слушай слов пророка сего, или сновидца сего; ибо чрез сие искушает вас Господь, Бог ваш, чтобы узнать, любите ли вы Господа, Бога вашего, от всего сердца вашего и от всей души вашей; Господу, Богу вашему, последуйте и Его бойтесь, заповеди Его соблюдайте и гласа Его слушайте, и Ему служите, и к Нему прилепляйтесь; а пророка того или сновидца того должно предать смерти за то, что он уговаривал вас отступить от Господа, Бога вашего, выведшего вас из земли Египетской и избавившего тебя из дома рабства, желая совратить тебя с пути, по которому заповедал тебе идти Господь, Бог твой; и так истреби зло из среды себя” (Втор. 13:1—5). Здесь же даётся и совет, как разобраться в источнике происхождения этого чуда. Если это чудо уводит от Бога или противоречит Его Слову, то это дьявольское чудо. В последнее время сатана явит особые чудеса “И творит великие знамения, так что и огонь низводит с неба на землю перед людьми. И чудесами, которые дано было ему творить перед зверем, он обольщает живущих на земле, говоря живущим на земле, чтобы они сделали образ зверя, который имеет рану от меча и жив” (Откр. 13:13—14). И вновь, как и в древности, и в средневековье, они будут даны с целью подтвердить, якобы, божественную власть папской церкви и её правá. Многие люди скажут в тот день: это явно Божья церковь, раз в ней совершаются подобные знамения. Да и вообще, что будет со мной, если я выступлю против тех кто силен творить такие сверхъестественные деяния. Бог через Библию уверяет, что с Вами не произойдёт ничего непоправимого, если Вы доверитесь Слову Божьему, а не чудесам, имеющим христианскую окраску, но сатанинское происхождение.

III Механизм закабаления: Через страх пред Богом.

Этот механизм закабаления, без которого нельзя представить средневековую церковь, состоял в том, что у людей формировали страх пред Богом. Само понятие страха Божьего — это библейское понятие “Страх Господень ведет к жизни, и кто имеет его, всегда будет доволен, и зло не постигнет его” (Прит. 19:23). Писание поясняет и что это такое: “Страх Господень — ненавидеть зло; гордость и высокомерие и злой путь и коварные уста я ненавижу” (Прит. 8:13). Страх пред Богом — это благоговение пред Ним, осознание своей зависимости от Него. Не имея страха Божьего нельзя быть настоящим христианином. Но средневековая так называемая государственная церковь учила не страху Божьему, а страху пред Богом, причём страху не в библейском, а в обычном, мирском понимании. В. Даль говорит, что “страх — это боязнь, робость, сильное опасенье, тревожное состояние души от испуга, от грозящего или воображаемого бедствия” [Даль В. Толковый словарь живого великорусского языка. В 4т. М.: Русский язык, 1991. Т. 4. С. 336]. Кстати, согласно Далю “Страх Божий — это благочестие, боязнь греха” [Там же. С. 336—337]. Как видим, понятие просто страха и страха Божьего весьма существенно отличаются. Средневековая церковь учила, что Бог — это неумолимый судья, который только и ждёт, как человек ошибётся, чтобы наказать его. Она ничего не говорила ни о Божьей любви, ни о Его понимании людей, ни о том, насколько каждый человек ценен в глазах Бога. Она учила, что только тщательнейшее соблюдение обрядов, регулярные пожертвования в церковную казну могут задобрить Бога. Она учила об аде, где вечно мучаются грешники и куда попадут те, кто не чтит церковь и папу. Она запугивала народ при всяком удобном случае адскими муками. На земле же “в помощь” Богу она создала инквизицию, институт, внимательно следивший за каждым человеком. В результате люди боялись Бога, но не любили Его. Вместо веры у них было суеверие и страх. И потому, как только предоставлялся случай, народ отрекался от Господа и шёл громить Его храмы, в которые ещё вчера шёл, казалось, с почтением. Так было во дни Французской революции, так было и у нас в 1917 году. Таким образом, с помощью страха дьявол одновременно подчинял людей своей воле, прививал им самое неприглядное представление о Боге, а так же, убивал их и физически, ибо сегодня наукой доказано, что страх и вызываемый им стресс являются одними из главных факторов в развитии практически всех заболеваний, начиная от онкопатологии и заканчивая язвенной болезнью.

Механизм вызволения.

Сегодня этот механизм так же продолжает работать, хотя и не с такой силой. Во многих христианских церквях по-прежнему проповедуется антибиблейское учение об аде, как месте, где вечно мучаются грешники; многие христиане признают и существование чистилища. Но и в протестантские церкви, в том числе и в истинную Божью церковь, дьявол пытается привнести это учение. Оно может проявляться тогда, когда в проповедях, уроках субботней школы мы говорим о Боге, в первую очередь, как о судье и об огне поядающем. Когда не раскрываем перед людьми Его любящий характер, а рисуем Его как мрачную, не улыбающуюся и не радующуюся личность. Некоторые христиане, принадлежащие к Божьей церкви, говорят, что смеяться и улыбаться — это плохо, следует носить одежду старомодную и тёмных цветов, носить однообразные причёски, и петь псалмы только грустные, вызывающие слёзы. Этим самым они рисуют Бога в самом непригляднейшем и ложном свете. Наш же Бог создал прекрасную и яркую природу с преобладанием ярких светлых тонов. И вообще, Бог — это Бог света, а не тьмы. Бог — это Бог радости, дающий её людям даже в самых критических обстоятельствах. Если же у христианина настроение всегда плохое и хочется плакать, то это явный признак того, что в его взаимоотношениях со Христом что-то не так. Бог изгоняет из сердца человека всякий страх и для того, чтобы это произошло, необходимо довериться Богу, изучить Его характер, исследуя Библию, познать Его в своей жизни. И тогда все страхи уйдут. И мы будем поклоняться Ему не из-за боязни наказания, а из-за любви и признательности.

return_links(); ?>

Библия и наука — nauka.bible.com.ua

Опарин А.А. История рабства.Археологическое исследование книги Откровение. Часть I. Семь светильников свободы.

Свобода оптом и в розницу.

Опарин А.А. История рабства.Археологическое исследование книги Откровение.
Часть I. Семь светильников свободы.