Двойник Голиафа

“Филистимляне собрали войска свои для войны и собрались в Сокхофе, что в Иудее, и расположились станом между Сокхофом и Азеком в Ефес-Даммиме. А Саул и Израильтяне собрались и расположились станом в долине дуба, и приготовились к войне против Филистимлян. И стали Филистимляне на горе с одной стороны, и Израильтяне на горе с другой стороны, а между ними была долина. И выступил из стана Филистимского единоборец, по имени Голиаф, из Гефа; ростом он — шести локтей и пяди. Медный шлем на голове его; и одет он был в чешуйчатую броню, и вес брони его — пять тысяч сиклей меди. Медные наколенники на ногах его, и медный щит за плечами его. И древко копья его, как навой у ткачей; а самое копье его в шестьсот сиклей железа, и пред ним шел оруженосец. И стал он, и кричал к полкам Израильским, говоря им: зачем вышли вы воевать? Не Филистимлянин ли я, а вы рабы Сауловы? Выберите у себя человека, и пусть сойдет ко мне. Если он может сразиться со мною и убьет меня, то мы будем вашими рабами; если же я одолею его и убью его, то вы будете нашими рабами, и будете служить нам. И сказал Филистимлянин: сегодня я посрамлю полки Израильские; дайте мне человека, и мы сразимся вдвоем” (1 Цар. 17:1—10). Имя этого библейского гиганта Голиафа сегодня известно очень многим, даже плохо знающим Библию. Историю Давида и Голиафа внимательно исследовали всегда не только богословы, но и атеисты, и если первые желали в ней увидеть проявление божественной силы, то вторые на её примере всегда хотели показать прямо противоположное — абсурдность библейских сообщений с научной точки зрения. Вроде бы этот относительно небольшой эпизод был поднят атеистами и скептиками, как знамя для высмеивания Библии, в которой сообщалось о гиганте и победе над ним мальчишки, причём ещё и с помощью камня. Ведь в такое могут верить лишь неграмотные бабки и фанатики. Но шло время, накапливался научный материал и даже уже в советской литературе, высмеивающей библейские необычные истории, стали появляться, правда весьма пока робкие, но всё же сообщения, которые уже не отрицали по крайней мере некую историческую подоплёку истории о Голиафе. “За всем этим, однако, скрываются воспоминания о реальном событии — о воинском подвиге Давида, воодушевившем израильтян на победу над смертельным врагом” [Шифман. Указ. соч. С. 149—150]. После же крушения идеологического занавеса и новых археологических открытий, все факты, относящихся к этому древнему поединку, открылись во всей своей целостности, продемонстрировав людям в который раз, что Библии можно верить. Долгое время учёные высмеивали и само имя Голиаф, утверждая, что подобного имени вообще никогда не существовало. Сегодня же даже самые скептически настроенные к этой истории учёные пишут, что “само имя филистимского великана, напоминающее некоторые балканские топонимы, создаёт впечатление подлинности” [Циркин. Указ. соч. С. 142]. Историчность Голиафа и поединка между ним и Давидом в деталях подтверждает римский историк Иосиф Флавий. Вот что он пишет об этом: “И вот однажды из лагеря филистимлян вышел исполинского роста человек по имени Голиаф, из города Гитты. Ростом он был четырёх аршин с половиною и вооружение его вполне соответствовало его исполинским размерам: так, например, на нем был панцирь весом в пять тысяч сиклов; шлем и медные поножи его также соответствовали размерам такого огромного человека; копьё его не представляло собой легкой игрушки в правой руке, но по тяжести своей всегда лежало у него на плече, один наконечник его был весом в шестьсот сиклов. За Голиафом следовала толпа оруженосцев. Затем Голиаф, став между обоими лагерями и обратившись к Саулу и евреям, закричал громким голосом: „Я готов освободить вас от необходимости биться в бою и подвергать себя опасностям. К чему вашему войску сходиться с нашим и терпеть урон? Выставьте из среды себя человека, который бы взялся сразиться со мною, и пусть будет ускорен конец войны победою одного из нас: та сторона, на которой окажется победитель, пусть будет признана повелительницею противной стороны…“ Сказав это исполин вернулся назад в свой лагерь. На следующий день он опять вышел из своего стана и вновь обратился к евреям с той же речью… Между тем обе стороны готовились к бою…” [Иосиф Флавий. Указ. соч. Т. 1. Книга 6. Глава 9, 1. С. 291]. “Однажды [Давиду] пришлось по поручению отца отправиться в еврейский лагерь, чтобы доставить братьям съестных припасов и узнать, что они поделывают. В то время Голиаф как раз опять вышел со своим вызовом на единоборство и стал поносить евреев, среди которых не находится храбреца, решившегося бы вступить с ним в бой. Когда Давид, в то время разговаривавший с братьями и передававший им поручения отца, услышал, как филистимлянин поносит еврейское войско и укоряет его в трусости, он страшно рассердился и заявил своим братьям о своей готовности вступить с врагом в единоборство. На это старший из братьев, Елиав, закричал на него, что это, при его молодости, было бы безумною смелостью, и велел ему немедленно вернуться назад к стадам и отцу. Боясь брата, Давид собрался уходить к отцу, но при этом заявил нескольким воинам о своем желании принять вызов на бой. Когда последние тотчас донесли об этом желании юноши Саулу, царь немедленно послал за ним и на расспросы свои получил от Давида ответ: „Не падай, царь, духом и не сомневайся, мне удастся отнять у врага его самомнение, вступив с ним в бой и поразив огромного исполина. Тогда он навлечет на себя насмешки, твое же войско покроет великая слава, когда Голиафу придется пасть от руки не человека, уже испытанного в бою и знакомого с военным делом, но от мальчика моего возраста, по которому я кажусь вам еще ребенком“. Хотя Саул и выразил удивление по поводу смелости и бесстрашия юноши, однако он не рассчитывал на него вследствие его молодости, считая его слишком слабым для такого боя. Когда он сказал Давиду об этих своих сомнениях, последний ответил: „Обещание свое я исполню, почерпая смелость в уповании на Господа Бога, который поддержит меня и помощь которого я уже раз испытал на себе. Дело в том, что когда однажды лев напал на мои стада и утащил у меня овцу, то я погнался за ним, настиг его, вырвал у него из пасти овцу и, когда он бросился на меня, схватил его за хвост, повалил на землю и умертвил зверя. То же самое я сделал в другой раз и с напавшим на меня медведем. И так как этого врага, который теперь так поносит наше войско и глумится над Богом нашим, нельзя считать сильнее тех диких зверей, то я и теперь уповаю на Господа Бога, который даст мне возможность осилить его“. Ввиду такого мужества и бесстрашия юноши Саул призвал на него благословение Божие, пожелал ему удачи и отпустил со словами: „Ну, вступай в бой“. Вместе с тем он сам облек его в свой панцирь, дал ему свой меч и надел на него свой собственный шлем. Но так как Давид не занимался раньше военными упражнениями и не умел носить оружия, то его стесняла тяжесть вооружения, и он сказал: „Царь! Эти военные украшения принадлежат тебе, и ты один можешь носить их; позволь поэтому мне, рабу твоему, сразиться, как это мне будет удобно“. С этими словами он снял с себя все вооружение, схватил дубину, сунул в свою пастушескую суму пять подобранных в ближайшем ручье камней, взял в правую руку пращу свою и с этим вышел на бой с Голиафом. Последний же, увидев такого врага, стал глумиться над ним и говорить, что с таким оружием, как у Давида, бьются обыкновенно не с людьми, а отгоняют от себя собак. Не считает ли Давид поэтому и его за собаку? На это Давид отвечал, что считает его не собакою, но еще гораздо более низким существом. Это привело Голиафа в ярость, он стал изрыгать против него целый поток проклятий и грозно призывать в свидетели своего бога, чтобы изрубить его в мелкие куски и бросить их на пищу зверям и птицам. На это Давид возразил: „Ты вот выходишь на меня, вооруженный мечом, копьем и панцирем, тогда как моим единственным оружием является Господь Бог, который нашими руками уничтожит как тебя самого, так и все ваше войско: я еще сегодня отрублю тебе голову и брошу твой труп на съедение родственникам твоим, псам, и тогда все узнают, что Предвечный наш оплот и наша сила и что всякая мощь и всякое оружие оказываются ничтожными, если нет поддержки со стороны Господа Бога“. Тогда филистимлянин, не имевший, благодаря тяжести своего вооружения, возможности двигаться свободно и быстро наступать на врага, медленно двинулся на Давида, глумясь над ним и рассчитывая без труда уложить безоружного и в то же время столь юного противника. Давид же вышел ему навстречу под охраной невидимого для врага союзника, самого Господа Бога. Затем он вынул из своей сумки один из положенных туда речных валунов, метнул им из пращи в Голиафа и попал ему прямо в лоб, так что камень пробил череп и проник до самого мозга. Голиаф тотчас упал навзничь. Давид быстро приблизился к лежавшему на земле врагу и, за неимением собственного меча, отрубил голову мечом исполина. Смерть Голиафа вызвала смятение среди филистимлян, и они бросились бежать, потому что, когда они увидели падение своего славнейшего воина, то потеряли всякую надежду на победу и в ужасе уже более не хотели выжидать нападения евреев, пытаясь избежать угрожающей опасности путем постыдного, беспорядочного бегства. Саул же и все еврейское войско с военным кликом ударили на врагов, перерезали множество их и преследовали остальных до пределов Гитты и ворот Аскалона. Таким образом из числа филистимлян пало до тридцати тысяч человек, а вдвое большее количество их было ранено. Саул вернулся затем к стану неприятелей, совершенно разграбил его и поджег, тогда как Давид отнес голову Голиафа в свой шатер, а меч его посвятил Господу Богу” [Иосиф Флавий. Указ. соч. Т. 1. Книга 6. Глава 9, 3—5. С. 292—294]. Эти слова древнего историка получили замечательную археологическую иллюстрацию, когда в июле 1996 года в долине Эла, вблизи Иудейских гор, археологом, доктором Саймоном Дором был обнаружен скелет более трёхметровой длины, во лбу черепа которого находился камень, от удара которым и погиб этот великан. Удивлённые и пораженные археологи сразу же вспомнили библейский рассказ о Голиафе и поняли, что перед ними, видимо, лежит именно его скелет. Ибо, во-первых, совпали огромные размеры найденного скелета с размерами, упомянутыми в Библии; во-вторых, место находки соответствует району битвы между Давидом и Голиафом; в-третьих, камень во лбу исполина полностью согласуется с библейским описанием причины гибели Голиафа; в-четвёртых, голова была отделена от туловища, что так же согласуется с библейским сообщением; и, наконец, в-пятых, после долгих лабораторных исследований было установлено, что возраст костей примерно составляет 2900—3000 лет, что также соответствует библейской хронологии данной битвы [Тайны XX века. №6(39). 2000. Март]. Дело в том, как это показано сегодня многими учеными на нашей земле, в древности обитали люди очень высокого роста, составлявшие целые племена [Непомнящий Н.Н. Тайны древних цивилизаций. М.: Вече, 2001. С. 73; Дёмин В.Н. Загадки русского севера. М.: Вече, 2001. С. 75]. Вот что пишет о древних людях-гигантах вавилонский историк Берос. Он говорит, что “Земля в доисторические (допотопные) времена была населена гигантами, сосуществовавшими с человечеством… постепенно (они) деградировали и стали угнетать людей. Питаясь человеческим мясом, — они изгоняли утробные плоды женщин для приготовления кушанья. Блудно сожительствовали с родными матерями, сестрами, дочерьми, мальчиками, животными; не уважали Богов и творили всякие беззакония. Боги за грехи и злобу… под конец решили истребить их, наслав на земли воды потопа. Погибли все, кроме праведника Ноа[ха] (библейского Ноя) и его семейства. От них-то и начался новый виток человеческой истории” [Цит. по: Демин. Указ. соч. С. 75—76]. Сохранились сведения о гигантах и в летописях доколумбовой Америки. “Рассказывают местные жители, основываясь на услышанном от своих отцов рассказе, который существовал и существует очень давно, что на плотах из тростника… приплыли такие огромные люди, что у некоторых из них высота колена была такой же, как длина тела обычного человека, даже если сам он был хорошего роста… когда эти большие люди, или гиганты, построили свои жилища… они стали поедать любую пищу, которую они обнаруживали в окрестных землях… местные жители испытывали к ним великое отвращение, потому что если они пользовались их женщинами, то не умирали, а их самих они убивали по другим причинам. По прошествии нескольких лет… они стали практиковать одни с другими отвратительный грех содомии в огромных и ужасающих размерах, практикуя и совершая его публично и в открытую… Рассказывают, что когда те находились все вместе, предаваясь своей проклятой содомии, с неба упал огонь… и поглотил их” [Инка Гарсиласа де ла Вега. История государства инков. Л.: Наука, 1974. С. 583—584]. Сообщения Бероса подтверждает Бытие 6:1—4 (“Когда люди начали умножаться на земле и родились у них дочери, тогда сыны Божии увидели дочерей человеческих, что они красивы, и брали их себе в жены, какую кто избрал. И сказал Господь: не вечно Духу Моему быть пренебрегаемым человеками, потому что они плоть; пусть будут дни их сто двадцать лет. В то время были на земле исполины, особенно же с того времени, как сыны Божии стали входить к дочерям человеческим, и они стали рождать им: это сильные, издревле славные люди”), и затем их гибель при потопе. Эти библейские сообщения дополняют ряд древневосточных сообщений о допотопных временах: “вскоре после смерти бездетного Авеля человечество разделилось на два племени: Каинитов, которые… были грешниками, и Сифитов, которые были праведниками. Эти Сифиты населяли священную гору на дальнем севере возле Пещеры Сокровищ — возможно, это была гора Херион. Каиниты же жили в долине на западе. Адам на смертном ложе приказал Сифу отделить своё племя от Каинитов; и из поколения в поколение патриархи-сифиты публично повторяли этот завет Адама. Сифиты были поразительно высокими, подобно своему предку: и, живя вблизи Райских ворот, получили прозвище „Детей Божиих“… В отличии от них, Каиниты не знали узды, и у каждого было, по крайней мере, по две жены: одна, чтобы рожать детей, другая, чтобы удовлетворять похоть мужа. Матери жили в нищете и небрежении, словно вдовы, а другие, выпив некое зелье и став бесплодными, украшали себя как шлюхи и в роскоши ублажали своих мужей… Однажды им пришло в голову соблазнить Сифитов, и они принялись накладывать на себя румяна и пудру, красить глаза сурьмой и подошвы ног — алой краской, обесцвечивать волосы, надевать золотые серьги, браслеты на руки и на ноги, золотые ожерелья на шею и яркие наряды. Спускаясь со священной горы, они перебирали струны арф, дули в трубы, били в барабаны, пели, плясали, хлопали в ладоши; а потом весело поздоровались… завладели своими жертвами и соблазнили их. Один раз поддавшись женщинам Каинитов, эти Сифиты стали хуже псов и совсем забыли Божьи законы” [Грейвс Р., Патай Р. Иудейские мифы. Книга Бытие. М.: Б.С.Г. — Пресс, 2002. С. 148—149]. Гарсиласа де ла Вега пишет же, что согласуется с сообщениями из книги Чисел, что исполины вновь стали жить на земле в послепотопные времена. Чем было на этот раз вызвано их появление, до конца не известно, но что исполины тогда были вновь, об этом говорят почти все народы земли. Так, до кельтов древняя Британия была населена гигантами, последних из которых победил бритский царь Брут (1104 г. до х. э.). “На острове, который назывался тогда Альбионом, не жил никто, кроме немногих гигантов… Среди этих гигантов был один… двадцати локтей ростом, он был наделен такой силой, что в одно мгновение вырывал из земли мощный дуб со всеми корнями, точно он был всего лишь ореховый куст… Но бритты, сбежавшись, наконец, отовсюду, взяли верх над гигантами и перебили их всех” [Гальфрид Монмутский. История бриттов. М.: Наука, 1984. С. 17—18]. Сообщения о гигантах, обитавших на Волге, оставил арабский ученый Ибн Фадлан (IX в.). Датчанин Саксон Грамматли (XII—XIII вв.) говорил о великанах, живущих на Белом море в пещерах, сообщали о гигантах и предания славян [Дёмин. Указ. соч. С. 79—80]. Встреча с великаном была зафиксирована и в 1520 году Магелланом близ Патагонии: “Неожиданно мы увидели на берегу великана, почти нагого. Он прыгал и пел, и бросал себе на голову песок и землю. Капитан послал туда одного из подчиненных и приказал ему также прыгать и петь, чтобы абориген успокоился и уверился в нашем дружелюбии. Двигаясь быстро и все время пританцовывая, матрос подвел великана к месту, где его ожидал капитан. Когда он нас увидел, его сковал страх и удивление. Веря, что мы спустились с неба, он то и дело показывал пальцем вверх. Это был исполин, так что даже самые представительные из нас достигали ему только до пояса, кроме того, он был ладно сложен, с очень крупным лицом, расцвеченным красной краской” [Цит. по: Непомнящий. Тайны древних цивилизаций. Указ. соч. С. 73]. Косвенным подтверждением существования великанов служат племена пигмеев, людей маленького роста, обитающие до сих пор в Африке и ряде островов. Причины появления пигмеев и великанов наукой до сих пор не объяснены. Одни их считают вариантами нормы Homo sapiens. Другие говорят, что такой рост вызван нарушением обмена веществ, и в частности, гормонов гипоталамуса и гипофиза, с уменьшением или наоборот повышением выработки, в частности, гормона роста. И вот спустя столетия, на учёных взирали зловещие глазницы филистимского великана. Даже эти останки способны были своими размерами внушить ужас. Голиаф обрёл, благодаря своему поединку с Давидом, бессмертие. Но это бессмертие было равносильно вечной смерти. Что же собой представлял это филистимский воин, как человек, каковы были его привычки, характер? Кто были его родители и сколько ему было лет? На эти вопросы история не даёт нам ответов. И все же по всего лишь нескольким его словам, которые донесли до нас древние летописцы, мы можем составить определённое представление об этом враге Давида. И это представление не будет ошибочным, несмотря на то, что базируется всего лишь на нескольких словах, ибо эти слова являются весьма выразительными. Очень часто Голиаф рисуется, как просто тупой, сильный и хвастливый воин. Но если мы внимательнее начнем исследовать эту историю, то увидим, что дело обстоит не так-то просто. Его обращение к израильскому войску построено далеко не глупо. Оно построено по схеме психологической атаки, имеющей целью ещё до битвы сломить врага. Недаром правы военные теоретики, которые говорят, “что сражение выигрывается или проигрывается ещё до его начала”. Ибо от того, как внутренне настроены войска — победить или нет — зависит очень и очень многое. Метод военной пропаганды был и в средние века, и в новое и новейшее время. Немцы, всегда умеющие считать деньги, не скупились во II Мировую войну на печатание листовок, разбрасываемых до сражения, в которых излагалась бессмысленность сопротивления армии Вермахта. И эти листовки порой играли большую роль, чем танки “Тигр” и “Адольф Гитлер”. Эту же тактику давления применил и Голиаф. Причём он воздействует на умы израильтян очень хитро. Он не давит сначала открыто, лишь говоря: “Зачем вы вышли воевать?”, т.е., он, как бы, даже сочувствует им, показывая, что ещё не начав войну, они обречены на поражение, причём по вине своей же глупости, самонадеянности. Далее, он как бы подтверждает свои слова тем, что напоминает им, что он филистимлянин! Это было не просто напоминание Израилю, который и так знал, с кем вышел воевать. Этим он им напоминал, что он филистимлянин, т.е. принадлежит к народу, который практически всегда побеждал всех своих врагов, который владеет секретами выплавки железа, и который не щадит тех, кто пытается получить от него свободу. И напомнив им об этом, он противопоставляет себе их самих — рабов Саула, как он именует израильтян. Он напоминает израильтянам, что они уже даже не те, что были при судьях, т.е. свободными гражданами, не отягощенными никакими налогами и властью. Они уже сами себя сделали рабами, избрав себе царя, который и привёл их своей неумелой политикой к этой страшной предстоящей развязке. Эти слова вызывали у израильтян не только страх, но и боль. Ибо они невольно вспоминали, чего они лишились, взяв на себя ярмо царской власти [Циркин. Указ. соч. С. 137—138]. И затем, как бы для того, чтобы подтвердить правоту своих слов, он призывает кого-нибудь из израильтян выйти и сразиться с ним. Этот обычай был задолго до голиафовых времен и просуществует он ни одно столетие и после филистимского великана. Перед началом битвы с каждой из сторон выходили богатыри, и порой результат их битвы решал и всё сражение. Ибо это расценивалось, как волеизъявление богов. К выполнению этого древнего обычая призывал израильтян и Голиаф, предлагая, чтобы случай, а точнее, воля богов, определила бы судьбу их народов. Но не услышав ответа и не увидев во вражеском войске никакого движения, великан уже надменно изрекал: выходите, и я посрамлю Израиль, и пустой похвальбой эти слова никому не казались. Внешний вид Голиафа говорил о том, что он имел право на эти слова. Он действительно был сильнейшим и опытнейшим, и никто из израильского войска по-человечески даже близко не мог бы ему противостать. “И услышали Саул и все Израильтяне эти слова Филистимлянина, и очень испугались и ужаснулись” (1 Цар. 17:11). В этом стихе видно, как изменился Саул, которому тогда было немногим более 40 лет, но который был уже старцем, сломленным своей страшной болезнью. И сейчас при виде этого великана он пришёл в ужас. Он забыл, что всего несколько лет назад он одержал крупнейшую победу над этими самыми филистимлянами. Одержал её чудесным образом, благодаря помощи Божьей. Он забыл свои победы над аммонитянами и амаликитянами, моавитянами и едомлянами. Хотя теперь под его знамёнами стояло куда более сильное и опытное войско, чем тогда, и филистимляне не были сильнее, чем обычно, и местность была знакома израильтянам. Словом, все было, вроде бы, то же, кроме него, Саула. Этот дух страха передался и его окружению, среди которого было немало смелых людей, включая и его сына Ионафана. Но сейчас никто и из них не осмелился ответить на вызов Голиафа. Да, Голиаф по-человечески был сильнее их, но они ведь вроде бы верили в Живого Бога . Однако, вера либо есть, либо её нет. И критерием для определения этого являются наши дела: “Так и вера, если не имеет дел, мертва сама по себе. Ибо, как тело без духа мертво, так и вера без дел мертва” (Иак. 2:17, 26). И вот среди огромного израильского войска появился юноша, почти мальчик, который решает принять вызов великана. Когда об этом доложили Саулу, то он сказал Давиду: “не можешь ты идти против этого Филистимлянина, чтобы сразиться с ним; ибо ты ещё юноша, а он воин от юности своей” (1 Цар. 17:33). Вновь эти слова показывают, как изменился Саул, некогда смотревший на Бога, а теперь оценивающий все события с точки зрения человеческой логики, которой была непонятна и решительность Давида, и для которой была нелепа даже сама возможность победы этого мальчика над опытным воином. Когда же на эти его слова Давид возразил, что ему приходилось уже проявлять силу и мужество благодаря помощи Господа, то Саул, уже не возражая против желания Давида, решил вновь по-человечески помочь разрешению проблемы: “И одел Саул Давида в свои одежды, и возложил на голову его медный шлем, и надел на него броню. И опоясался Давид мечом его сверх одежды и начал ходить, ибо не привык к такому вооружению; потом сказал Давид Саулу: я не могу ходить в этом, я не привык. И снял Давид все это с себя. И взял посох свой в руку свою, и выбрал себе пять гладких камней из ручья, и положил их в пастушескую сумку, которая была с ним; и с сумкою и с пращею в руке своей выступил против Филистимлянина” (1 Цар. 38—40). Душевно сломленный царь вновь проявил доверие не к Богу, а пытался сделать ставку на силу оружия в предстоящей битве. Но Давид вновь не дал исполнить царю его намерение, сказав, что пойдёт на этот поединок практически безоружный, полагаясь во всём лишь на Бога. Часто верующие люди в глазах неверующих выглядят фанатиками и безумцами, лишёнными логики. Но кто в этой истории, Давид или Саул, был более логичен в отношении предстоящего поединка с Голиафом? На первый взгляд кажется, что это — осторожный Саул, вначале вообще воздерживающийся от выставления кого-либо против Голиафа, потом убеждающий Давида в нелепости его предложения, а затем уговаривающий его надеть хотя бы доспехи и взять достойное оружие. Но видимая логика Саула на деле оборачивается обычным страхом. Ибо откладывание схватки с филистимлянином деморализовывало армию израильтян, делая её не боеспособной. И потому Саул ещё немного спустя времени мог вообще проиграть сражение, не начав его. Но страх сковал царя. А люди, пребывающие в страхе, не только заряжают им окружающих, но и не могут понять проявление мужества у другого. И, наконец, совет Саула надеть Давиду доспехи был нелеп. Конечно же, доспехи и оружие ненамного сделали бы сильнее мальчика перед гигантом, удар громадного копья которого шутя проломил бы любые доспехи. Давид же был последователен в своих действиях, отлично сознавая, что по-человечески ему с таким отличным воином, как Голиаф, никогда не совладать. И потому он всецело решил положиться на Бога. В последнем он не проявил слепого фанатизма, ибо имел личные опыты ответов на свои молитвы, не раз ощутив Божью помощь в самых экстремальных ситуациях. И вот он идёт фактически безоружный навстречу одному из лучших и сильнейших воинов своего времени. Идёт, зная, что с ним Бог, а значит — победа. Удивительно, но Голиаф идёт навстречу ему с не меньшей уверенностью в победе. Это один из редчайших случаев в истории, когда каждая из сражающихся сторон была полностью уверена в своей безоговорочной победе. Обычно всегда бывают какие-то сомнения, вопросы, здесь же не было ничего подобного. Они оба были уверены в своей победе. Один, понимая всю свою слабость и надеясь только на Бога, второй — осознавая свою силу и надеясь только на себя. Один уверенно шёл навстречу победе, второй не менее уверенно — смерти. Недаром царь Соломон напишет полвека спустя: “Погибели предшествует гордость” (Пр. 16:18). Наш сегодняшний мир удивительно похож на Голиафа. Мы гордимся своими достижениями, покорением космоса, раскрытием тайны атома, созданием Интернета, попытками создать, клонировать человека, став, таким образом, творцами. Сегодня большинство людей не испытывает даже желания зависимости от какого-то Бога. Сегодня процветает культ силы, культ супергероя. Даже образ женщины XXI века отличают сугубо мужские (порой, просто мужицкие) черты. Наше человечество движется уверенно вперёд, верно оценивая, как и Голиаф, свою мощь, способности, и не менее, чем он, с человеческой точки зрения, презрительно смотрит на каких-то слабаков — христиан, производящих сегодня на мир странное впечатление, как и Давид на Голиафа. Подобно Голиафу, наш мир будто бы восклицает: “И вы хотите покорить наш разум какой-то старой книгой — Библией, какими-то библейскими сказками, какими-то псалмами, какими-то евангельскими программами? Покорить нас, держащих в одной руке Интернет — своеобразное хранилище разума всех поколений, а в другой — ядерную бомбу?” Сегодня общество, высокомерное, как никогда, уверенно идёт… идёт… идёт… на встречу своей гибели… Всего лишь одним ударом камня был сражён непобедимый Голиаф, и точно таким же ударом камня, только куда большим, будет сражён и наш грешный мир, падение которого в образе истукана было явлено ещё пророку Даниилу: “И во дни тех царств Бог небесный воздвигнет царство, которое вовеки не разрушится, и царство это не будет передано другому народу; оно сокрушит и разрушит все царства, а само будет стоять вечно, так как ты видел, что камень отторгнут был от горы не руками и раздробил железо, медь, глину, серебро и золото. Великий Бог дал знать царю, что будет после сего. И верен этот сон, и точно истолкование его!” (Дан. 2:44—45). Но ещё раньше, чем это произойдёт, падут миллионы людей, влекомых своим высокомерием к гибели. Сегодня весь наш мир можно разделить на Давидов и Голиафов. Одни живут, всецело полагаясь на Бога, другие — на себя. Есть пока ещё и третий класс, представленный в образе Саула, класс тех, кто пытается служить и Богу, и себе. Но мы уже видели, что таких рано или поздно постигнет тяжелейшая духовная болезнь, уничтожающая их как разумных людей. Кем сегодня предпочтём быть мы: — если Давидами, то тогда нужно всецело ввериться Господу, в корне пересмотрев всю свою жизнь и отказавшись от многого, очень дорогого и привычного, но греховного, и пожать победу, а если Голиафами, то тогда ничего менять не нужно, нужно жить в своё удовольствие, ничем себя не стесняя, но пожать в конце концов крушение всех своих планов, и, наконец, смерть, а — если Саулами, то это, на первый взгляд, удобнее всего, можно и жить, особо не ограничивая себя, и по праздникам ходить в церковь, “успокаивая совесть”, “получая духовный заряд”, но в конце пожать безумие и самоубийство (либо физическое, либо духовное). Профессор Дор долго искал в песках череп Голиафа, но сегодня на улицах каждого города можно встретить тысячи Голиафов, причём живых, из плоти и крови, даже смеющихся и передвигающихся. Археологам можно не искать останки Саула, ибо на тех же наших улицах ежедневно проходят тысячи Саулов, порой даже толкая друг друга. Но останки Давида искать надо, перерывая пески Палестины, искать так же тщательно, как и на улицах городов, ибо найти сегодня Давидов очень тяжело. Сегодня в мире распространен почти в каждой рекламе призыв: “Будь особенным!”, и каждому хочется соответствовать этому, чтобы подчеркнуть свою индивидуальность, ценность. Но мы никогда не станем особенными, если будем Саулами и Голиафами, которых миллионы. Особенными мы сможем стать, если будем Давидами. Только тогда мы почувствуем свою индивидуальность и станем действительно людьми, которым Бог дарует при Втором Пришествии Христа бессмертие.

return_links(); ?>

Библия и наука — nauka.bible.com.ua

Опарин А.А. В поисках бессмертия. Археологическое исследование Первой книги Царств

Двойник Голиафа